Каннские хроники. 2006–2016

Л. Карахан. Перегородки, конечно, ломать время от времени надо, но видовые разделения в искусстве все-таки не случайны. И не стоит заставлять, скажем, джаз конкурировать с симфонической музыкой. Зачем? Просто Тьерри Фремо в начале своей каннской карьеры очень старался быть новатором, потому и расширял жанровую территорию Каннского фестиваля.

Д. Дондурей. Он, может быть, считал, что картины Майкла Мура суперактуальны. В этом смысле он эту актуальность как раз не изгоняет, а, наоборот, привлекает и усиливает. Это, конечно, был сильный политический жест – дать главную каннскую премию документальной антибушевской картине.

А. Плахов. Мы наблюдали процесс расширения каннского фестивального пространства в течение нескольких лет, и пиком этого процесса стало присуждение Муру «Золотой пальмовой ветви». Дальше уже некуда. И стало совершенно ясно, что документальное кино остается документальным. Фильм о Литвиненко или любой другой такого рода – это все равно документальные фильмы, даже если они притворяются почти игровыми. Игровое кино – это другая материя, даже если это доку-драма (то есть наоборот: игровой фильм имитирует документальный, но все же в него не превращается). А вот что касается анимации, то здесь дело обстоит несколько иначе, потому что появление полнометражной анимации в последние годы (скажем, фильм нынешнего конкурса «Персеполис», рассказывающий о судьбе молодой иранки, которая переживает всю историю своей страны) – это чрезвычайно интересно. С одной стороны, это чистая анимация, движущиеся рисунки, а с другой – абсолютно осязаемые образы, полноценные кинематографические сюжеты, там есть психология, характеры, роли озвучены голосами известных актрис. А почему нет?

Д. Дондурей. То есть вы считаете, что в каких-то случаях критерии можно корректировать?

А. Плахов. По крайней мере, как эксперимент это вполне приемлемо и перспективно.

Д. Дондурей. Вернемся к тому, что наши газеты, журналы, общественное мнение – все возрадовались появлению двух российских картин в конкурсе. Их принимали по-разному. Но все-таки не будем забывать, что одна из них – «Изгнание» Андрея Звягинцева – получила важный приз за лучшую мужскую роль.

А. Плахов. Впервые за всю историю Каннского фестиваля российский актер (Константин Лавроненко) получил такое признание: это дорогого стоит.

Д. Дондурей. И это, безусловно, определенное признание не только актера, но и режиссера, и самой картины. Как вы отнеслись к этим двум работам? Кажутся ли они вам органичными в той программе, о которой мы говорим? Вписались ли наши фильмы в мировой контекст или у них своя выгородка – суверенное, как у нас сейчас принято говорить, пространство, своя, как и всегда у России, территория – за заборчиком?

А. Плахов. Честно говоря, я посмотрел «Изгнание» еще до Каннского фестиваля.

Д. Дондурей. То есть не в контексте.

А. Плахов. Не в контексте, совершенно верно, а контекст – это всегда очень важно. Считаю Звягинцева очень талантливым, однако было ощущение некоей не то чтобы старомодности, но мне казалось, что «Изгнание» не впишется в каннский контекст, что его взяли потому, что это действительно качественный фильм, эффектно и красиво снятый, плюс Звягинцев – новая режиссерская звезда.

Но потом, посмотрев картину уже в каннском контексте, я, к своему удивлению, убедился, что она туда очень точно вписывается, не только тематически – об аборте в румынском фильме мы уже говорили, – но и другими существенными внутренними темами, сюжетами и режиссерскими решениями.

Кадр из фильма «Изгнание» (реж. А. Звягинцев; 2007)

Д. Дондурей. То есть какие-то переклички…

А. Плахов. Да, несмотря на чрезмерную абстрактность и метафоричность «Изгнания», что является, по-моему, его минусом.

Д. Дондурей. Но ведь Звягинцев и в прошлой своей картине был очень метафоричен…

А. Плахов. Метафоричен, но метафора там более естественно вырастала из реальности. Здесь все-таки некий зазор присутствует с самого начала, это была установка режиссера – непонятная страна, непонятные люди и т. д. Наоборот, фильм Сокурова необычайно конкретен. Сокуров ведь очень разный, но в любом случае «Александра» – это такой специальный Сокуров, что ли, с темой, которая его очень давно волнует. Вообще мы впервые видим Чечню в ее подлинных фактурах в игровом кино, это все снято абсолютно реально. И когда документальное начало интегрируется в авторское видение Сокурова, это чрезвычайно интригует. Фильм получил великолепные оценки в прессе и был очень хорошо принят на Каннском фестивале. Почему он не получил приз – отдельный вопрос, его можно обсуждать, но, в конце концов, это не самое главное. Важно то, что Россия была представлена в этом году в конкурсе достойным и актуальным кино. И оно в России есть – не злободневное, а именно актуальное.