Канон

Используя один из фокусов, показанных мне Максом, я подвесил сваренную массу в воздухе над котлом. Дождавшись, пока она примет сферическую форму, я начал сжимать заготовку с помощью Редуцио. Повторив несколько раз, на грани чувствительности уха я услышал слабый звон, с которым сжатая гигантским давление сердцевина отделилась от покрывающей её полупрозрачной оболочки. Ещё один взмах палочкой — и развалившаяся на несколько кусочков скорлупа упала на дно котла. Я протянул руку, взял то, что осталось, и придирчиво осмотрел со всех сторон. Идеально. Как раз такой размер, как мне был нужен. И в точности требуемый цвет.

Я оставил результат на столе и поспешил ко второму, поскольку там время тоже подходило к концу. В точности такая же процедура, вот только масса получилась слегка голубой. Спрессовав сердцевину и освободив от оболочки, я поневоле залюбовался тем, что получилось. Поражало всё, а в особенности — размеры. Примерно с куриное яйцо, никак не меньше, и голубоватый оттенок. Думаю, демон будет счастлив.

Это можно изделие было убрать в карман до следующего свидания, а вот первый результат был лишь начальной стадией задуманного мной проекта. Следующей была трансфигурация. В общих чертах превратить можно что угодно во что угодно, но вот если требуется ювелирная точность процесса, а на выходе нужен продукт, который не расползётся бесформенной массой через сотню лет или не превратится обратно в тыкву к полуночи, то, безусловно, и массы, и химический состав исходного сырья и результата должны примерно совпадать. Массу рассчитать довольно просто, тем более, что лишнее я всегда могу убрать, исходные материалы — вот они, разложены на полочках. Свинец и серебро. Разложив сырьё перед собой, я принялся колдовать.

Искусство состоит в том, чтобы продумать все детали то того, как начнётся превращение. В идеале — вплоть до того, как именно компоненты смешаются между собой, все тонкости и изгибы. Опять же, на достоверность выходного результата эти детали не влияют, но — на долговечность. Великие мастера-трансфигураторы могли создавать предметы, которые останутся такими до скончания веков, а я лишь скромно надеялся, что мой продержится хотя бы лет этак пятьдесят. Под воздействием магии и моей воли, переданной через палочку, очертания кучки исходных компонент изменились, кусочки собрались в единую каплю, которая сплющилась, принимая нужную мне форму. Я пододвинул то, что сделал ранее, и два предмета соединились, как будто так и было.

— Покажи-ка! — раздалось из-за спины.

Я протянул свою поделку Богине, которая как раз вернулась от Сириуса, — судя по всему, с очередной неудачей, — и она, поднеся её к глазам, стала водить вокруг палочкой.

— Неплохо, — вынесла она вердикт. — Отличное пространственное воображение и внимание к деталям. Пятнадцать-двадцать лет упорных занятий…

— Спасибо, — ответил я, забирая вещицу обратно. — Если вздумаю стать мастером, то так и поступлю…

— Ой, ну и балбес же ты, Алекс! — всплеснула она руками.

— Не все у нас такие же талантливые, как ты, — заметил я. — Поэтому я займусь тем, к чему более приспособлен. Я только что обнаружил в себе необычайную склонность к работе испытателем курортов и пляжей.

— Уж этому таланту ни в коем случае нельзя дать засохнуть, — покачала она головой и вздохнула: — А у меня так ничего пока и не вышло.

Это она не про пляжи, конечно, а про зелье, которое пытается сварить.

— Выйдет, — пообещал я, подставляя ей щёку. — А я пока пошёл!

На выходе чуть не столкнулся с Флёр, она сначала предусмотрительно убедилась, что я не собираюсь вновь отдавить ей ножку, и лишь потом тоже меня поцеловала. Флёр пошла помогать Богине, а я отправился переодеваться — следовало растрепать вихры и надеть очки.

В доме на Привет-драйв было пусто, и я даже подумал, что зря я пришёл. Осмотрел первый этаж и даже на всякий случай заглянул в каморку под лестницей — никого. Со второго этажа, однако, раздавался какой-то шум.

— Есть кто дома? — крикнул я.

Шум сразу затих. Я поднялся наверх и заглянул в ту комнату, что по идее отвели Гарри Поттеру. Конечно, пусто. Дверь в комнату Дадли была заперта, но оттуда слышалась непонятная возня — будто кошка застала мышек, утаскивающих большой кусок сыра, и те, уже зная, что их застукали, всё равно по инерции, ступая на носочках, продолжают упорно толкать сыр в сторону норки.

— Дадли! — позвал я и стукнул в дверь. Возня стихла. — Выходи, подлый трус!

Опять кто-то завозился. Послышался сдавленный смешок, и за ним последовал скрип кровати, с которым с матраса мог бы слезать, к примеру, слон. Или двоюродный братец Поттера. Ещё какие-то шорохи, натужный скрип половиц, которые буквально молили о том, чтобы их скорее отправили в камин, чем снова испытывать на себе вес этой туши, раскрылась дверь, и показалась всклокоченная физиономия Дадли. Пара засосов на шее, размазанная по лицу помада и простыня через плечо. Красавец.

— Что надо? — спросил он.

— Развлекаешься? — поинтересовался я.

— Тебя не спросил, — отозвался он. — Что надо?

— Кто это у тебя там? — спросил я.