Канон Нового Завета Возникновение, развитие, значение

В некоторых документах, главным образом в мученических актах и свидетельствах, относящихся к началу донатистского раскола, подробно описывается та тщательность, с которой искали христианскую литературу. Существует, например, отчет о полицейском рейде в Цирте, столице Никомидии (ныне территория Алжира), который приводится в Gesta apud Zenophilum[268]. Куратор (мэр) приходит в «дом, где обычно собирались христиане». От них требуют выдать книги; церковную библиотеку находят пустой, однако полиция идет в дома церковных руководителей. Некий Катулин, иподиакон, выносит очень большой кодекс (codicum unum pernimium mаioreт). Его спрашивают: «Почему ты отдал только один кодекс? Принеси все писания, которые у тебя есть». Катулин и Мареуклий отвечают: «У нас больше ничего нет, потому что мы только иподиаконы; кодексы есть у чтецов (letores) ». Дальнейший допрос приводит к тому, что полиция приходит в дом Евгения, который отдает четыре кодекса; Феликс — 5; Викторин — 8; Проект — 5 больших и два маленьких; Виктор, учитель (grammaticus), вынес два кодекса и 5 «квиниона» (собранные, но не сшитые в книгу листы). Коддеона не оказалось дома, но его жена отдала полицейскому 6 кодексов. Все это — за один поход.

Бывало и так, что верующие оказывали более упорное сопротивление. В рапорте о мученичестве Агапии, Ирины и Хионии[269] во время допросов, следовавших один за другим, префект Дульциций из Фессалоник спрашивал: «Есть ли у вас какие–нибудь записи, пергаменты или книги нечестивых христиан?» Хиония ответила: «Нет, господин. Нынешний император их у нас забрал». На следующий день, когда Ирину вновь привели в суд, префект сказал: «Кто посоветовал тебе сохранять эти пергаменты и записи до нынешнего дня?» — «Всемогущий Бог, — ответила Ирина, — Который завещал нам любить Его до самой смерти. По этой причине мы не посмели сделаться предателями, но предпочли быть сожженными заживо или пострадать иным образом, чем выдать их », то есть писания.

Приговорив Ирину к тому, чтобы ее обнаженной поместили в блудилище, префект распорядился публично сжечь все принадлежащие ей рукописи из шкафов и ящиков. Рапорт заканчивается описанием того, как в марте и апреле 304 г. все три стали мученицами за веру. Их сожгли на костре.

V. ДРУГИЕ ВОЗМОЖНЫЕ ВЛИЯНИЯ

1) Одна особенность древнего книгопроизводства могла до некоторой степени повлиять на то, что четыре Евангелия были собраны вместе, в один корпус, или что соединили Послания Павла. Дело в том, что к концу I — началу II столетия в христианской среде знаменитые в свое время свитки сменились кодексами, то есть книгами из сшитых листов. Максимальная длина удобного для употребления свитка едва превышала 10 метров в длину[270]. (Подсчитано, что для Евангелия от Луки или Книги Деяний потребовалось бы от 9 до 9,5 метра). До тех пор, пока христиане пользовались свитками, четыре Евангелия или Павловы послания можно было объединить, только храня свитки в одном ящике. Когда же появились кодексы, можно было соединить в одном томе несколько частей или даже все части того, что потом стали называть Новым Заветом[271]. Более того, такая форма утверждала последовательность документов, включенных в собрание[272].

2) Некоторые важные собрания книг и списки «канонических» авторов были составлены и евреями, и язычниками в первые века христианской эры. Хотя в большинстве случаев прямое влияние Церкви не вызывает сомнений, можно заметить, что эта деятельность развивалась более или менее параллельно появлению новозаветного канона. Точные границы иудейского писания определились, видимо, к концу I христианского века. После падения Иерусалима в 70 г. по P. X., и раввинистическая школа (Бейт ха–Мидраш), и верховный суд (Бейт Дин или Санхедрин (синедрион) перебрались в Ямнию (иначе называемую Иавнея или Явне), город в 15 километрах к югу от Иоппии. Среди тем, обсуждавшихся здесь годами, был и статус некоторых библейских книг (например, Экклезиаста, Эсфири и Песни песней). Вопрос об их принадлежности канону все еще оставался открытым[273]. Широко распространено мнение, что особый Санхедрин (синедрион) в Ямнии, созванный около 90 г., окончательно установил границы ветхозаветного канона. Споры, как думает Бенцен (Bentzen), касались «не столько включения в канон определенных писаний, сколько права некоторых книг оставаться в его составе… Собор раввинов пытался обсуждать права книг быть частью Книги» (курсив Бенцена)[274].

К 200 г., в основном благодаря деятельности раввина Ехуды ха–Наси, появились различные собрания устного мишнаитского материала (мишнайот). Они увенчали собой записанную Мишну, которая обрела всеобщий авторитет[275]. При небольших разночтениях она стала основой для палестинского и вавилонского Талмуда.