Каноны Православной Церкви

91. Из сохраненных в Церкви догматов и проповеданий некоторые мы имеем от письменного наставления, а некоторые приняли от Апостольского Предания, по преемству втайне, и те и другие имеют одну и ту же силу для благочестия. И этому не воспрекословит никто, хотя мало сведущий в установлениях церковных. Ибо если предприимем отвергать неписанные обычаи, как невеликую имеющие силу, то неприметно повредим Евангелию в главных предметах, или, более того, сократим проповедь в одно лишь имя без самой вещи. Например, прежде всего упомяну о первом и самом общем, чтобы уповающие на имя Господа нашего Иисуса Христа знаменались образом креста, кто учил этому Писанием? К востоку обращаться в молитве, какое Писание нас научило? Слова призывания при преложении хлеба Евхаристии и чаши Благословения, кто из святых оставил нам письменно? Ибо мы не довольствуемся теми словами, о коих упомянул Апостол или Евангелие, но и прежде и после оных произносим и другие, как имеющие великую силу в Таинстве, приняв их от неписаного учения. Благословляем также и воду Крещения и елей Помазания, еще же и самого крещаемого, по какому Писанию? Не по Преданию ли, умалчиваемому и тайному? И что еще? Самому Помазыванию елеем, какое писаное слово научило? Откуда и троекратное погружение человека и прочее, бывающее при Крещении: отрицаться сатаны и ангелов его, из какого взято Писания? Не из сего ли необнародываемого и неизрекаемого учения, которое Отцы наши сохранили в недоступном любопытству и выведыванию молчании, быв здраво научены молчанием охранять святыню Таинства. Ибо какое было бы приличие писанием оглашать учение о том, на что не посвященным в Таинство и воззрение непозволительно? И далее. Эта есть причина Предания без писаний, дабы к многократно изучаемому познанию догматов не утратили многие благоговения, по привычке. Ибо иное догмат, а иное проповедание. Догматы умалчиваются, проповедания же обнародываются. Род же умолчания есть и неясность, которую употребляет Писание, неудобосозерцаемым творя разум догматов, ради пользы читающих. Посему-то все зрим к востоку во время молитв, но немногие знаем, что чрез это ищем древнего отечества Рая, который насадил Бог в Едеме на востоке (Быт. 2:8). Также, стоя молитвы творим во едину от суббот, но причину сего не все знаем. Ибо не только, как совоскресшие Христу и долженствующие искать горнего, стоянием во время молитв в день воскресения напоминаем себе о благодати, нам дарованной, но и потому это творим, что день сей является неким образом чаемого века. Почему, как начало дней, и у Моисея наречен он не первым, но единым. И был, говорит, вечер, и было утро, день один (Быт. 1:5): как бы один и тот же день многократно круговращался. Итак, единый, который есть купно и восьмой, означает оный существенно единый и истинный осмый день, о котором и Псалмопевец упоминает в некоторых надписаниях псалмов, назнаменует собою по сем веке грядущее состояние, день непрестающий невечерний, беспреемственный, нескончаемый оный и нестареющий век. И так основательно Церковь научает питомцев своих бывающие в оный день молитвы в стоянии совершать, дабы, при частом напоминании о нескончаемой жизни, мы не оставляли в небрежении напутствия к оному преставлению. Но и вся Пятидесятница есть напоминание воскресения, ожидаемого в будущем веке. Ибо единый оный и первый день, будучи седмикратно уседмеричен, составляет семь недель святой Пятидесятницы. Пятидесятница, начинаясь первым днем седмицы, им же и оканчивается. Пятьдесят крат обращаясь чрез подобные промежуточные дни, сим подобием подражает веку, как бы в круговом движении начинаясь от тех же знаков, на тех же и оканчиваясь. Церковные уставы научают нас предпочитать в сии дни прямое положение тела во время молитвы, ясным напоминанием как бы переселяя мысль нашу от настоящего в будущее. При всяком же коленопреклонении и вставании мы действием показуем и то, что грехом ниспали на землю, и то, что, человеколюбием Создавшего нас вновь воззваны на небо. Но не достанет мне времени повествовать о неписанных таинствах церковных. Оставляю прочее. Самое исповедание веры, дабы веровать во Отца и Сына, и Святого Духа, из каких Писаний имеем мы? Если по благочестивому умозаключению, имея долг так веровать, как крестимся, из Предания о Крещении производим исповедание веры, подобное тайнодейственному изречению в Крещении, то да позволят нам, по такому же заключению, и славословие воссылать, подобное исповеданию веры. Но если образ славословия отвергают, как неписанный, то да представят нам писанные доказательства как исповедания веры, так и прочего, нами исчисленного. Итак, поскольку столь много есть неписанного, и оно имеет столькую силу в таинстве благочестия, то одного ли не попустят нам речения, которое дошло до нас от Отцов, которое мы обрели оставшимся от невымышленного обыкновения в неповрежденных церквах и которое имеет немалую важность и немалую приносит пользу силе таинства?