Кант: краткое введение

Кант часто характеризует трансцендентальный идеализм как теорию о том, что мы имеем априорное знание только явлений, а не «вещей в себе». Эта «вещь в себе» вызывала яростные дискуссии между последователями и критиками Канта. Моисей Мендельсон считал ее самостоятельной сущность, так что видимость — это одно, а вещь в себе — другое. Другие под влиянием ученика Канта Я. С. Бека применяли словосочетание «вещь в себе» к тому объекту, который мы обычно знаем как явление. Кант подтвердил правомерность этого во многих фрагментах «Критики практического разума» и в письме к одному из главных своих приверженцев: «Данные нам объекты могут быть концептуализированы двумя способами: с одной стороны, как явления, с другой — как вещи в себе»[2]. Однако полной ясности он не видел и сам, и это приводит к двусмысленности критической философии.

Кант говорит также, что категории применимы к «феноменам», а не к «ноуменам». Феномен — это «предмет возможного опыта», а ноумен — объект, доступный только для мысли, и описывать его как объект опыта бессмысленно. Логично связать эти определения и предположить, что Кант считал видимости, или феномены, познаваемыми через опыт, а «вещи в себе», или ноумены, непознаваемыми вообще, потому что ничто не познается только через мысль. Кант говорит, например, что понятие «ноумен» может употребляться только в негативном смысле, чтобы показать пределы нашего знания, а не для позитивного описания «вещей в себе». Таким образом, «деление предметов на феномены и ноумены, а мира — на чувственно воспринимаемый и интеллигибельный нельзя применять в положительном смысле» (т. 3, с. 244–245). В таком случае, «вещь в себе» не некая сущность, а термин, уполномоченный за нереализуемый идеал безграничного знания.

Двусмысленность кантовского подхода проще всего показать на термине «явление», который он иногда употребляет в прямом, а иногда в переносном смысле. В некоторых местах Кант пишет так, как будто имеется в виду явление чего-то, чья реальность скрыта от нас. В других местах явления предстают некими независимыми сущностями, название которых проистекает из того, что мы видим и понимаем их природу. В этом втором значении слово «явление» выступает синонимом физического объекта. Явление наблюдаемо, оно находится в пространстве и вступает в отношения причинности с другими видимостями, а также с теми, кто ее наблюдает. Оно подчиняется научным законам и является или может стать объектом открытия. Оно может быть таким, как кажется, а может, и не быть. Оно обладает как вторичными качествами (теми, которые принадлежат объекту только по отношению к определенному чувственному опыту), так и первичными (теми, что присущи его внутренней структуре). Короче говоря, явления обладают всеми свойствами физического объекта. Сказать, что понимаемое так явление есть явление чего-то, в высшей степени некорректно. Ибо, по Канту, «что-то», лежащее в основе явления, может быть только ноуменом, а о ноумене нельзя сказать ничего позитивного. В частности, бессмысленно говорить, что ноумен является причиной (или состоит в любых других отношениях) видимости. (Критики Канта, такие как Мендельсон и Г. Э. Шульце, не замедлили ухватиться за это как за очевидную слабость трансцендентальной философии.) Иногда же Кант пишет так, будто все предметы представляют собой явления неких «вещей в себе», утверждая, что явление коренится в реальности, которая сама к явлению не сводится. Однако, поскольку все это противоречит его теории познания (не позволяет ему не только знать, но даже догадываться о том, что он хотел сказать), мы в данный момент не должны рассматривать «вещи в себе» как сущности. Как мы увидим, у Канта были веские причины отказаться от собственной теории. Впрочем, начав рассматривать эти причины, а также порожденными йми теории, мы никуда не продвинемся.

Феномены и ноумены

Первое издание «Критики» содержало пространное изложение теории трансцендентального идеализма. Из второго Кант его изъял, причем, по всей видимости потому, что оно давало слишком большой простор для описанной выше двусмысленности. Зато Кант добавил большой раздел «Опровержение идеализма», о котором мы упоминали выше. В нем он сделал попытку дать позитивное доказательство объективности и развенчать берклианский «эмпирический идеализм». Суть последнего в утверждении, что «эмпирические» объекты представляют собой не более, чем чувственные впечатления, и наука не имеет под собой никакой реальности, кроме опыта наблюдателя. Таким образом, все объекты опыта превращаются' в некие «идеальные» сущности, не существующие вне наших представлений о них. В противоположность этому предлагаемый Кантом «трансцендентальный идеализм» есть эмпирический реализм: он принимает эмпирические объекты как реальность.