Канцелярия Кощея

— Мы рядом будем, кивнешь тогда или головой помотаешь и мы поймём кот то или демон. Постараемся тебя отбить, вот только, если к Гороху в пыточные поволокут…

— Нэ пырэжывай, камандыр, всё сдэлаю как нада.

— Ладно.

Калымдай помолчал, потом хлопнул Карабуха по спине:

— Ну, давай, пошёл. Удачи тебе, Карабух.

Шамахан кивнул и исчез во тьме.

— Ну вот, — Калымдай поднялся. — Пойду, проверю, как к встрече дорогих гостей готовятся, а вы отойдите с полянки в кустики, не дай боги заметят еще.

Верно. Наша троица перебазировалась на несколько шагов назад, укрывшись в кустах и я обратился к своим соратничкам:

— Значит так, Канцелярия. Завтра выдвигаемся в Лукошкино. За ходом операции проследим, а потом общую обстановку разведаем, посмотрим на настроения в городе.

— Прямо с утра, что ли? — недовольно протянула Маша.

— Прямо с утра. И переодеться не забудь.

— Ой, фу-у-у… Меня сарафан полнит.

— А ты пояском живот перетяни! — рявкнул я. — Маша, ну что за капризы во время операции? Да и не полная ты у нас вовсе, наоборот даже.

— Ну да… Не полная, а толстая! Жиры с боков висят уже! — она растянула в стороны края кожаного жилета. — Видите?

— Маша!

— А что, Маша? Я уже почти месяц Маша. Была Марселиной, ходила худенькая, стройненькая, а как Машей окрестили, так как корова стала!

— Имя-то тут при чем? Ой, всё… Проехали. И макияж свой смыть не забудь! У здешних девушек другая мода.

— Я тебе, внучка, сейчас свеклы нарежу, — пообещал Михалыч, — румянец на щёчки намазать, да угольков из костра насобираю, брови подвести.

— Брови, Маша, слышишь? Не круги вокруг глаз, а только брови!

Маша фыркнула и нахмурилась.

— Пойдем открыто через ворота. Ты, Михалыч, дедушкой будешь, который своего внука в первый раз в город вывел. А ты, Маша…

— А она невестой внука будет, — хихикнул Михалыч. — За подарками к свадьбе да другими припасами на базар едем.

— Ну-у-у…

— Невестой это так неприлично… Так романтично… — Маша придвинулась ко мне поближе и положила голову мне на плечо. — Полный шарман!

— Маша, ты чего?

— Я в роль вхожу, мсье Теодор, не мешайте.

Она обхватила меня за талию и прижала к себе.

— Маша!

— Ах, мон шер, жених мой…

— Маша!!!

Другая рука начала задирать майку.

— Михалыч! Да скажи ты ей!

Хватка у Маши была крепкая, вампирская, вырваться было невозможно.

Длинный язык, наподобие змеиного, выскользнул из Машиного рта и лизнул мне щёку.

— Миха-а-а-лыч!!!

А Михалыч, скрючившись только хекал да всхлипывал, схватившись за живот.

Спасли меня громкие звуки с поляны.

Маша отпустила меня, а я, вытирая обслюнявленную щёку майкой, твёрдо решил по возвращении во дворец, закатить ей выговор с занесением в личное дело. Или, хотя бы, провести воспитательно-разъяснительную беседу.

Зашелестели кусты сбоку и показавшийся из них шамахан, зашептал:

— Началнык! Камандыр велэли сказать, что мылыция прышла!

Шамахан исчез, а наша троица поползла к краю кустов.

Раздвинув ветки, я стал осматривать поляну.

Посреди поляны полыхал огромный костёр вокруг которого большим кругом сидели шамаханы. Размахивая бурдюками с кумысом и вгрызаясь в здоровенные куски мяса, они что-то орали, хохотали, пока вдруг между ними и костром не возникла рослая фигура, закутанная в шкуры, отделанные бисером и еще чем-то там. С лисьей шапки длинными космами свисали кожаные ремешки с привязанными внизу амулетами. А в руках у этого натурального якутского шамана, были бубен и колотушка.

— Во даёт Калымдай! — пихнул меня в бок Михалыч.

Я пригляделся. Точно, Калымдай. Ну, артист…

Калымдай вдруг заорав что-то, вскинул над головой бубен и грохнул в него колотушкой. Шамаханы взревели, но тут же затихли, а Калымдай начал без остановки лупить по бубну, выбивая несложный ритм, а сам пустился в пляс вокруг костра.

Помните, как в «Земле Санникова» шаман отплясывал? Вот типа того только с криками и завываниями.

— Заклятие кровавого бога, — шепнул Михалыч.

Колоритно, аж мурашки по телу.

Калымдай скакал, вопя во всю глотку и его длинная тень, отбрасываемая костром, довольно жутковато размахивала руками в такт его движениям.

Он вдруг остановился и подняв вверх голову, заорал:

— А-а-а-а-а-а!

— У-у-у-у-у! — подхватили шамаханы.

— Ы-ы-ы-ы! — надрывался Калымдай.

— О-о-о-о-о! — отвечали шамаханы.

— Всэх убьём! Всех зарэжэм!

— А-а-а-а-а!

— Золота многа-многа забэрём!

— У-у-у-у!

— Русский ханум, вах! Слаще халва! Мая будэт!

— Ы-ы-ы-ы!

Ну и дальше в том же духе.

Не знаю как там участковый с той стороны поляны, а я точно офигел, настолько натурально изгалялся Калымдай со своим бэк-вокалом на подхвате.

Спектакль продолжался минут двадцать пока подбежавший к ротмистру шамахан не прошептал ему что-то. Калымдай махнул шамаханам в кругу и, не переставая орать, устало опустившись на землю.

Ага, похоже, участковый сотоварищи нагляделся вволю и отправился обратно в город.

Еще минут двадцать и вновь примчавшийся шамахан с докладом прервал спектакль.

Калымдай прекратил завывать, поднялся и махнул рукой в мою сторону:

— Всё, ушли!

Мы поднялись и вышли на поляну. Шамаханы тушили костер, подбирали разбросанное вокруг оружие, еду и вскоре на поляне остались только мы с Калымдаем.