Канцелярия Кощея

И мы пошли. От лавки с кренделями, к лавке с пряниками, от лавки с бубликами, к лавке с квасом — запить мучное. Потом срочно потребовалось отбить вкус кваса чем-нибудь сладеньким, а сладенькое — заесть мочеными яблоками, а яблоки… Я с ума сойду от этой вегетарианской диеты!

Мы прошли мимо группки каких-то нищих, но один вдруг отделился от группы и захромал за нами, выклянчивая подаяние. Принципиально не подаю, начитавшись про действующую у нас по городам профессиональную мафию нищих. Но этот не отставал, а приблизившись вплотную, зашептал:

— Камандыр, слышь, камандыр?

Вот это фокус! Я остановился.

— Камандыр, а правда, что участковая Карабух убил?

Я остановился и, делая вид, что роюсь в карманах в поиске монетки, тоже зашептал:

— Правда. Только Карабух, чтобы ничего им не сказать сам себя убил. Геройский парень, умер, а ни слова не сказал.

— Панятна, камандыр, дальшэ гуляй.

Выхватив у меня из пальцев грошик, шамахан, а это точно был ордынец, попятился кланяясь, а потом бегом бросился к своим.

Я пожал плечами и подхватив Машу под руку, сосредоточенно слизывавшую клубничный сок с пальцев, повел ее дальше по рядам.

Сзади зашаркало и послышался сердитый шёпот Михалыча:

— Вы что делаете, охальники?! Отпусти девку, Федька, слышь? Отпусти немедля!

Я недоуменно обернулся:

— Что теперь не так?

— Низзя так с девкой! До свадьбы никак низзя!

— Под ручку гулять нельзя?!

— Низзя! Срам это и грех.

О времена, о нравы.

— Совсем вы тут, дед на морали двинулись. Ладно, узнал что-нибудь?

— Узнал, внучек! — захихикал Михалыч. — Одни только и разговоры, что про Орду. Трясётся народец от страха мол, уже на подступах к городу шамаханы. Мол, сёла окрестные уже пожгли. Запугали мужичков!

— Отлично! Молодец, Калымдай, поднял волну.

И будто услышав, что о нем говорят, в голове раздался голос ротмистра:

— Федор Васильевич?

— Михалыч, прикрой — Калымдай на связи!

Я нагнул к нему голову, притворяясь, что внимаю разглагольствованиям старика, а Маша закрыла меня от толпы с другой стороны.

Я сжал пальцами булавку:

— Слушаю, Калымдай.

— Федор Васильевич, у вас всё в порядке?

— Да вроде, а что?

— Ордынцы на участкового напали с ножами.

— Как так?! Убили?!

— Нет, живой мент остался. А их всех повязали и в пыточную царскую увели.

— Вот же… А как это всё произошло?

— Шатались ордынцы по городу, нищими переодетые, смуту вносили. Вызнали, что милиция Карабуха запытала и кинулись мстить. А участковый не один был, а с Митькой своим бугаем ходил. Вот Митька их всех и пораскидал да оглоблей отходил до полусмерти, а там и стрельцы набежали, ну и…

— Эх, это же я оплошал, — повинился я. — Они ко мне подходили, выспрашивали, а я им и рассказал про Карабуха. Не догадался.

— Всё равно они узнали бы позже и побежали мстить.

— Не отобьём их?

— Не получится. Пыточная в царском тереме, а там охраны сотни три постоянно дислоцируются. Да и поделом им и другим наука без приказа действовать.

— Ладно, Калымдай. У тебя как дела?

— Наблюдаю за бабкиным теремом. Пока без происшествий.

— Хорошо, тогда еще свяжемся. Удачи!

Я коротко объяснил Михалычу и Маше суть разговора.

Маша брезгливо наморщила носик, а дед лишь махнул рукой:

— Поделом им.

— Не разболтают ли чего на дыбе?

— А чего они разболтать смогут? Что отряд шамаханский под городом стоит? Так это ить и не тайна уже. Что сами по городу, как по своему стойбищу спокойно гуляют? Так и это не секрет для Гороха. А вот лишней паники они добавят.

— Верно. Ну, куда мы дальше? — в животе заурчало и я добавил: — Поесть бы, а, деда, время-то как летит, уже на вечер повернуло.

— Сейчас-сейчас, внучек! — Михалыч взмахнул руками. Ну как же, Фёдор свет Васильевич голодными ходят-с, нельзя-с! — Тут рядом лавка, я мимо пробегал, так дух от неё шёл ну очень хороший. Пошли-пошли!

Дух не дух, а запах и правда, был аппетитный. Под открытым навесом хозяйничал толстый такой мужик, уж не знаю какой именно южной национальности, но с «балшым» носом и характерным акцентом.

— Сичиас, брат! — заявил он, выхватывая прямо из глиняного очага большую лепёшку. — Сичиас кушать будешь, вах как вкусно! Спасыбо потом скажэшь!

Он плюхнул на лепешку мелко порезанное уже обжаренное мясо, полил чем-то, обильно засыпал зеленью, что-то еще накидал, я и не понял что, потом свернул всё это в трубочку и протянул мне:

— Кушай, дарагой!

Я покосился на Михалыча, с сомнением держа в руке восхитительно пахнущее яство. Но дед незаметно кивнул мне мол, всё в порядке, не кот а-ля Бегемот и даже не барбос местный, не туда забежавший этим утром.

Ладно. Я впился в лепёшку с начинкой. Восхитительно!

— Маша, будешь чего-нибудь?

— Нет, я и так толстая, — она похлопала себя по животу.

Дед тоже получил свою порцию и мы, щурясь от удовольствия и подмигивая друг другу, с аппетитом уплетали это не пойми что, но жутко вкусное.

— А кого это там тащат? — привлекла вдруг наше внимание Маша.

— О! — воскликнул хозяин лавки, хлопнув от восторга себя по штанам. — Дияка Фыльку биют!