– Уму непостижимо, даже Библию переписали! Но ничего, сейчас я покажу… Где тут Матфей… Ага! Слушай! «Когда же настал вечер, приступили к Нему ученики Его и сказали: место здесь пустынное и время уже позднее; отпусти народ, чтобы они пошли в селения и купили себе пищи. Но Иисус сказал им: не нужно им идти, вы дайте им есть. Они же говорят Ему: у нас здесь только пять хлебов и две рыбы. Он сказал: принесите хлебы Мне сюда, а к рыбе не прикасайтесь, даже если голодны. Рыба дарует видения, что губят душу, обманывая ее, сок рыбы сладок, но яд сокрыт в нем. Тот, кто думает, что погружается в море, подобно рыбе, погружает душу свою в геенну огненную. И велел народу возлечь на траву и, взяв пять хлебов, воззрел на небо, благословил и, преломив, дал хлебы ученикам, а ученики народу. И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных; а евших было около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей. Рыбы же не ел никто…»
Дальше Герти читать не стал. Библия сама выпала из рук.
Стало совершенно очевидно, что провал между знакомым ему миром и Новым Бангором был куда глубже и основательнее, чем виделось ему поначалу. Собственно говоря, здесь имелась самая настоящая бездонная пропасть, которую он поначалу легкомысленно не замечал. Теперь же, очутившись на самом ее краю и ощущая некоторую потерю равновесия, Герти испытывал куда меньшую уверенность.
Дело было не в обычном дикарском простодушии. Не только в нем.
– Уму непостижимо, вы переиначили Священное Писание! На вашем месте я бы порадовался, что на дворе нынче не пятнадцатый век, а то Папа Римский наверняка объявил бы Полинезии крестовый поход с целью изничтожить царящую здесь ересь!
– Писание как Писание. – Муан пожал своими огромными плечами, выражая искреннее недоумение. – Сколько себя помню, всегда такое и было…
– Но это фальшивка! – убежденно заявил Герти. – В настоящем Писании все совсем иначе. Там рыбу потребляют в пищу и не считают это грехом. Я знаю, ты мне не поверишь, но так и есть. У вас в Новом Бангоре установилась какая-то глупейшая ситуация из-за этой рыбы. Но я тебя уверяю, Муан, за пределами острова царит совсем другое представление о ней. Никто ее не боится. Ее едят обычные люди, даже священники, даже лорды!
– Ну конечно, – голосовая палитра дикаря была отнюдь не богата, но ее хватило, чтобы изобразить явственный сарказм, – что же тогда японцы, немцы, австралийцы и прочие так же считают? У нас на острове много приезжих, мистра, и никто не ест рыбу.
– Такого не может быть. Признайся, ты меня обманываешь.
– Чтоб меня Хине-нуи-те-по[93]
в свою подземную хижину пригласила, если вру. Даже русские не едят рыбы, мистра. Что здесь, что у себя в Сибири. От них я, между прочим, сказку про золотую рыбу и услышал.– Что за сказка?
– В прошлом году в порт русский китобой заходил, случилось перекинуться парой слов с командой. Моряки там крепкие, пьют как дьяволы, а вот рыбы в рот не берут. У них строго. Кто-то из них сказку в трактире рассказывал, про золотую рыбку. На берегу моря жили старик со старухой. Старик был ныряльщиком, собирал со дна жемчужниц да моллюсков. И поймал однажды он случайно рыбу из чистого золота. Сама в садок забралась. А дома старуха его со свету давно уже сживала, надо сказать. Достаток ей не тот, дом покосившийся, слуг нет… А откуда достаток и слуги у бедного ныряльщика? Пилила его, как корягу, днями и ночами. Не выдержал он и сварил ей золотую рыбу. А старуха, поскольку была жадна, сама все и выхлебала. Одну ложку съела, и стало ей казаться, что она не жена ныряльщика, а богатая крестьянка. Другую съела и вообразила, что царским указом ее во дворянство зачислили. Третья – и уже графиней себя считала…
– И чем кончилось? – спросил Герти безо всякого интереса, с безмерным унынием.
– Известно чем. Померещилось ей, что она теперь не старуха, а владычица морская. Недолго думая, сиганула со скалы в глубокое море, там ей и конец пришел…
– Занятная сказка, – сказал Герти, поднимаясь. – Ею и закончим. Уже сумерки, а нас, если помнишь, ждет не дождется Скрэпси. Пора начинать, если не хотим провозиться всю ночь. А разговор насчет рыбы закончим, скажем, завтра. Я уверен, что мне удастся припереть тебя к стенке.
Муан только вздохнул.
– Плохое время, мистра, – сказал он. – Ночью в Скрэпси творятся всякие дела.
– Это ничего, – преувеличенно бодрым тоном заявил Герти, беря с серванта револьвер. – Ты прихватил то, о чем я тебя просил?
– Инструмент? – уточнил Муан, похлопав себя по оттопыривающемуся карману. – Известно, прихватил. Только вот я не совсем понимаю, к чему это.
– Поймешь. Если тебя это утешит, считай, что мы идем на ночную рыбалку. И, кстати, лучше бы мистеру Стиверсу быть очень послушной рыбкой!..
Скрэпси.