Канцелярский клей Августа Мёбиуса. Сборник рассказов

– Может, его того, положить в евойный ящик металлический? – предложил Прохор. – Вдруг сработает чего, щелкнет, заискрит, запустится организм!

Мария кивнула. Прохор и Егорка аккуратно положили обездвиженного Вирта в металлический ящик.

Вирт посмотрел на Марию и улыбнулся. Мария плакала и гладила его лоб.

Вечерело. От речки к Максимовке стал подниматься туман.

Прохор отозвал Егорку в сторону и незаметно передал ему фиолетовый шарик:

– Слетай на Шугуровку и брось в Сомовий омут на всякий случай!

Егорка сел на велосипед и исчез в тумане.

– Что теперь, Прохор? – спросили шепотом сельчане, собравшиеся во дворе Марии.

Прохор развел руками. Вдруг все отпрянули. Из тумана бесшумно вышли четыре фигуры в серебристых комбинезонах. Они медленно подошли к Вирту, лежащему в ящике-капсуле. Ошарашенные сельчане прижались к дому Марии. Четыре фигуры подняли ящик-капсулу на плечи и молча бесшумно унесли в туман.

Мария

Мария подошла к отрывному календарю, висящему на стене рядом с часами-ходиками, оторвала верхнюю страничку и подняла гирьку ходиков. Мария пересчитала лежащие на подоконнике листочки календаря, вздохнула, перетянула их резинкой, положила в шкатулку, достала из сундука белую нижнюю юбку, аккуратно сложила ее и положила под подушку. Потом принесла из сеней и поставила на кухонный столик трехлитровую банку соленых огурцов.

Через день Мария опять подошла к календарю, оторвала страничку, подняла гирьку ходиков, достала перевязанную резинкой пачку календарных листочков, вложила к ним еще один, достала из сундука белую нижнюю юбку, аккуратно сложила ее и положила под подушку. Потом подошла к кухонному столику, вытащила из банки огурец и с аппетитом съела.

Еще через день Мария опять оторвала страничку календаря, потянулась к гирьке ходиков, но, отдернув руку, подбежала к кухонному столику, выудила из банки большой огурец и смачно съела. Хотела достать еще один, но вдруг, что-то осознав, задумчиво села на лавку и обняла двумя руками живот.

Мария вышла из дома и пошла по Максимовке.

Спиридон стоял у колодца и пил воду прямо из ведра. Оторвался и долго смотрел Марии вслед.

Егорка поднял голову от какого-то полуразобранного электродвигателя и через распахнутую дверь слесарки тоже проводил Марию взглядом.

Вышел на крыльцо Прохор, приподнял руку, хотел что-то сказать Марии, но только пожевал ртом воздух.

Мария подошла к излучине Шугуровки. Сомовий омут отливал таинственным фиолетовым светом. Мария села на бревнышко, положила на ладонь черный кубик со светящимися в нем звездочками и тихо проговорила: «Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной… Кто ты будешь такой?»

2021 г.

Африканский рассказ

Дедушка открыл рот, поводил истрескавшимся языком по гладким розовым деснам, ощупал одинокий длинный желтый зуб на нижней челюсти и тихо заскрипел:

– Раньше все было по-другому.

– Дедушка, ты перед тем как выпил молоко с кровью, уже говорил о своей молодости.

– Эх, раньше все было по-другому.

Из пустого кокосового ореха выполз большой скорпион и не спеша пополз к дедушке. Я взял маленькое зеркальце, которое ловко выменял у белых людей на тяжеленький грязно-желтый камешек, и поставил его перед скорпионом. Скорпион не стал рассматривать себя, как это делал я с восхода и до захода солнца, он обогнул чудесное окошко в другой мир и заполз дедушке на ногу. Дедушка стряхнул скорпиона с ноги, вдавил пяткой в красную пыль и сказал:

– Все раньше было по-другому.

– Ну и что?

– Раньше молодежь не смела и рта раскрыть в присутствии воинов, а сейчас…

Я поймал солнце в свое зеркальце и направил его дедушке в рот, потом в заросший белыми волосами нос, потом под складки тяжелых век.

– Перестань! Тебе вот-вот становиться мужчиной, а ты все балуешься. Попрыгал бы лучше с друзьями вокруг будущих жен. И не нравятся мне вещи белых людей, и сами белые люди тоже не нравятся, и боги их не нравятся, и раньше все было по-другому.

Не стоило дедушке говорить о моем переходе в совершеннолетие – я вспотел, коленки задрожали, губы пересохли, а безмятежное настроение сменилось противной тревогой.

– А когда мне надо будет становиться мужчиной?

– Когда-когда – скоро. Если отец до полнолуния вернется с охоты, то совсем скоро.

Наверно, дедушка разговаривал с колдуном – только он, сунув голову в густой дым тлеющего кизяка, мог вычислить, когда и кому пора перейти из состояния сопливой молодости в мужественную половозрелость.

Перед сезоном дождей колдун уже разглядывал меня с прищуром, тыкал в мой живот указательным пальцем и затягивал нудную песню о выдающихся подвигах наших предков, потом они долго говорили в хижине с дедушкой и отцом, выпили огромный кувшин молока с кровью, и колдун увел с собой моего любимого белого ягненка.