Канцлер

Но для начала Хельге предстояло закончить дела с Баварией, которая и без нее уже вовсю полыхала. Знать во главе с курфюрстом из рода фон Виттельсбахов присягнула новой императрице, однако полиция и военные чины остались верны канцлеру – и к тому же ничуть не стеснялись действовать: они даже попытались арестовать мятежных аристократов, собравшихся в Мюнхенской резиденции. Но его сиятельство курфюрст, несмотря на весьма почтенный возраст, не растерял ни силы Дара, ни пороха в пороховницах: расшвырял солдат вместе с офицерами, убив семнадцать человек, проделал в стене дворца дыру размером с панцер – и исчез.

И уже через сутки в столице Баварии началась резня. Одаренные каждую ночь жгли солдат десятками – и те не оставались в долгу, расставив на перекрестках орудия и пулеметы и расстреливая все, что движется. Командир гарнизона бросил военные части прямо на улицы города и изо всех сил пытался удержать власть.

Почти весь март в Мюнхене не стихала стрельба, и только появление полка тирольских стрелков смогло принести хоть что-то похожее на порядок. Солдатам Рейха пришлось отступить сначала на окраины города, а потом еще дальше на север. Преследовать их Хельга благоразумно не стала: пехота с допотопными штуцерами и винтовками неплохо справлялась на узких улицах, но на дорогах или в поле их попросту бы смели пулеметами и пушками, которых у верных канцлеру генералов оставалось еще немало.

И все же им приходилось пятиться – мы понемногу давили немцев со всех сторон разом, объединив силы трех армий. Гнали на восток из Бельгии, из Штутгарта и из Франкфурта-на-Майне. Из Тироля, со всего юга Баварии и из Мюнхена. В середине марта Каприви пришлось оттянуть силы с восточного фронта, чтобы хоть как-то замедлить наше наступление – но без особого результата. На асфальте дорог немногочисленные панцеры оказались почти беззащитны перед магической мощью парижских офицеров. Армия Жозефа снесла их за несколько дней и прямо с марша заняла Нюрнберг – да и к северу от Баварии дела у герра канцлера шли не лучше. Даже к концу марта Георг неукоснительно подчинялся букве подписанного соглашения и оставил основные силы британской армии под Кёльном – но отдельные легкие подразделения на грузовиках и автомобилях видели и в трех сотнях километрах дальше на восток – почти у самой границы Богемии. Большего его величество себе не позволял – вряд ли местные аристократы были бы рады видеть на своих землях солдат под флагом Великобритании.

Я лично вел авангард – Одаренных и около тысячи отборных стрелков под знаменами Лотарингии и Эльзаса. Мы нередко вырывались чуть ли не на полсотни километров от основных сил Жозефа – и неплохо справлялись даже без поддержки артиллерии. Окрыленный успехами, я в мыслях уже пробил прямую дорогу прямо к Вене – и это едва не стоило мне поражения.

Отступив за Дунай с севера и запада, немцы встали намертво. На окраинах Регенсбурга мой отряд прижали так, что мы едва унесли ноги – и город не удалось взять ли с наскока, ни ночным штурмом, ни даже когда французы подтянули крупнокалиберные пушки. То ли дело было в удобной позиции для обороны, то ли сюда стянулись все уцелевшие германские армии, набив старые дома оружием чуть ли по самые крыши.

А может, дело было в самой точке на карте: имперский совет, который возглавлял Каприви, собирался в Регенсбурге с середины семнадцатого века, и потеря города стала бы ощутимым ударом по репутации герра канцлера – которая и так уже заметно расходилась по швам.

Уступая размерами и Мюнхену, и Штутгарту с Нюрнбергом, Регенсбург уже продержался дольше всех трех вместе взятых – и сдаваться явно не собирался. Я до сих пор не знал, кто именно командовал обороной – но воевать неведомый генерал явно умел: взорвал все мосты через Дунай на полсотни километров в обе стороны – кроме тех, что мог круглыми сутками держать под прицелом пушек – и зарыл своих солдат в землю по самые каски. За почти две недели с начала апреля мы кое-как выдавили его из северной части города, но прорваться за реку так и не смогли. Все переправы простреливались с десятка огневых точек разом, а лезть в воду было бы форменным самоубийством: пулеметы превращали в фарш все живое, что имело несчастье плыть или выбираться на берег.

На помощь с юга я не слишком-то рассчитывал – у Хельги определенно хватало собственных проблем в на четверть разрушенном Мюнхене. Да и вряд ли несколько тысяч тирольских стрелков с древними винтовками смогли бы хоть чем-то помочь против вооруженных до зубов солдат с пушками, тяжелой техникой…

– Проклятье… – Голос Оболенского рывком выдернул меня из омута воспоминаний. – У нас уже почти пять сотен убитых и тяжелораненых. Будь я на вашем месте – уже давно отдал бы приказ поднять в воздух дирижабли – и разбомбить здесь все к чертовой матери!

– И угробить несколько тысяч гражданских? – вздохнул я. – Не забывайте – мы воюем на одной стороне с наследницей германской короны. А значит, наш враг – только солдаты Каприви, а не народ.