Канцлер

Я буквально выпрохнул из кресла, махнул вокруг стола – и через мгновение уже стиснул старика в объятиях.

И тут же осторожно отпустил – настолько хрупким вдруг показалось тело под одеждой. Ростом я уже давно обогнал деда, зато он всегда был плечистым и кряжистым… раньше был. А теперь превратился в тень себя прежнего: щеки впали, а на коже не только прибавилось морщин, но и сама она истончилась и пожелтела, как после долгой и тяжелой болезни. Мы не виделись всего полгода, и за это время дед исхудал чуть ли не до костей – и особенно это стало заметно, когда он снял плащ.

Но самое страшное и тоскливое я видел вовсе не глазами.

Дар деда напоминал ветхий глиняный сосуд. Еще целый, но уже давший трещину, через которую влага утекала куда быстрее, чем он успевал наполняться. Одному Богу известно, чего стоили те дни, когда я вступал в бой и нуждался во всей мощи родового Источника без остатка, а деду приходилось тянуть на личном резерве. За каждую мою победу он заплатил собой – в буквальном смысле. Здоровьем, силой… месяцами жизни.

Которых и так вряд ли оставалось много.

– Ну хватит уже просвечивать! – Дед сердито швырнул на диван мокрую шляпу. – Я тут как в подштанниках стою. Иди лучше обними старого… Да не сломаюсь, не бойся!

Даже голос изменился – стал совсем хриплым, каркающим – и звучал чуть ли не вдвое тише, чем раньше. Будто одряхлел и лишился сил вместе с телом.

Прежним остался только характер – фирменное Горчаковское упрямство, заставлявшее деда не только жить, но и действовать. Жестко и планомерно, каждый день взваливая на себя уже давно непосильную ношу столичных политических игрищ и бесконечных заседаний Государственного совета.

Уж не от них ли он удрал сюда, почти на самую кромку западного фронта?

– Ладно. Понежничали – и будет. – Дед отступил на пару шагов и опустился в кресло. – Давай рассказывай, что тут у вас на самом деле происходит. По радио такое рассказывают – сам понимаешь… Их послушать, так сиятельный князь Горчаков уже чуть ли не саму Вену занял.

– Вену пока нет, – усмехнулся я. – Регенсбург – как видишь. Но и до столицы дойдем, не переживай.

Деловой настрой деда передался и мне. И раз уж разговор пока не касался оценки моих личных действий – его вполне можно было считать приятным… Ну – или почти приятным. Я не торопясь обошел стол, устроился на свое место – и начал. Издалека, чуть ли не самых переговоров в Ватикане, о которых даже среди высших столичных чинов наверняка было известно не так уж много. Потом перешел к переправе через Рейн и маршу до Штутгарта, потом к Нюрнбергу – и в конце концов закончил там, где сейчас стояла французская армия – примерно в полусотне километров отсюда на юго-восток.

– Да уж, задали вы немцам жару, нечего сказать, – довольно кивнул дед. – Выходит, и винтовки эти Судаевские пригодились, и ребята наши из Петербурга.

– Еще как пригодились. – Я откинулся на спинку кресла. – Нам бы еще панцеров – а то у мсье Жозефа с этим не густо.

– Панцеров – не жди. – Дед покачал головой. – У тебя тут и так, можно сказать, три армии. А у российской армии – наступление.

– Планируется? – уточнил я.

– Вовсю идет! Тебе что – вообще не докладывают? – Дед хлопнул ладонями по подлокотникам – но тут же успокоился. – Впрочем, тут как раз удивляться особо нечему – там все так резво пошло, что никакой телеграф не успеет.

– Наши победили под Люблином?! – Я едва не подпрыгнул от нетерпения. – Идут на Варшаву?

– Нет. – Дед мрачно нахмурился. – Люблин как раз пришлось сдать… Не дело это, конечно – зато голова у твоего Павла работает что надо. Приказал оставить город, и пока немцы там ковырялись, посадил пехоту на грузовики, прицепил пушки, выстроил панцеры клином – и в одни сутки махнул до самой венгерской границы – и оттуда прямиком на запад.

– Ловко это он. – Я покачал головой. – Там и воевать не с кем, получается – армия-то у немцев вся в Польше, одни гарнизоны остались, из местных… Только не пожгли бы наших там этими… лучами смерти!

– Было такое дело. По Люблину били два раза – камня на камне не оставили. – Дед сверкнул глазами – и тут же радостно оскалился. – Только колонну на марше выцеливать – это тебе не по жилым домам лупить. На новых панцерах моторы шустрые стоят – попробуй поймай.

– Верно, да. – Я на мгновение задумался, прикидывая скорость, с которой машины Шестопалова могли идти по хорошей дороге. – Это что ж получается – они сейчас где?

– Да чтобы я сам знал! – Дед развел руками. – Планами своими Генштаб не делится, а докладывают разное. Кто-то говорит, что Павел свернул на юг и пошел через Дунай на Буду. А кто-то – что видел наши панцеры в Трнаве под Пресбургом.

– В Трнаве?! – вытаращился я. – Да там до Вены километров сто остается!

– Ага. Крепко вы канцлера взяли за одно место, мальчишки. – Деде хищно заулыбался. – Калеными щипцами держите.

– Надо дожимать. – Я скосился на висевшую на стене карту. Только еще попробуй дожми. Тяжеловато нашим будет – считай, одни в Венгрии… Земля-то чужая.