Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед!

Правда, потом, когда он немного отдохнул, за обедом, на который я, не чинясь, пригласил его, он рассказал о раскрытии гвардейского заговора с умыслом на цареубийство. В нем были замешаны многие известные царедворцы, такие как граф фон Пален, до того считавшийся любимчиком императора. Поручик что-то невнятно говорил о подозрении, в котором оказался цесаревич Александр Павлович. Не зря, видимо, государь назвал на вахтпараде своим новым наследником великого князя Константина Павловича.

Правда, цесаревичем Константина император объявил еще в октябре 1799 года: «Видя с сердечным наслаждением, как Государь и Отец, каковые подвиги храбрости и примерного мужества во все продолжение нынешней кампании против врагов царств и веры оказывал любезнейший сын Наш Е. И. В. великий князь Константин Павлович, в мзду и вящее отличие жалуем мы ему титул Цесаревича». Ну, что ж, это неотъемлемое право государя – выбирать себе наследника. Хотя я не могу сказать, кто из великих князей мог бы стать лучшим императором.

До меня дошли слухи, что у государя появились новые фавориты, которые и помогли раскрыть гвардейский заговор. Слухи сии были просто удивительными, и я не мог поверить в то, что рассказывали люди, приехавшие из Петербурга. Впрочем, за годы правления императора Павла Петровича в стране произошло столько удивительного и фантастического, что я уже и не знал, чему можно верить, а чему нет.

Удивило же меня резкое изменение политического курса нашего отечества. Это словно корабль, идущий под всеми парусами, который вдруг совершил поворот оверштаг. Совсем недавно мы воевали против французов в союзе с британцами. А теперь французы стали нашими союзниками, а британцы – врагами. Последнему я отнюдь не удивлен – британцы, даже будучи нашими союзниками, искали прежде всего свою выгоду, пытаясь заставить нас таскать для них каштаны из огня.

Мне вспомнился британский адмирал Горацио Нельсон. Конечно, флотоводец он был изрядный, но с каким презрением и плохо скрываемой ненавистью он смотрел на меня после того, как я ему доступно объяснил, что для меня главное – защита российских интересов и выполнение приказов, полученных от моего императора. По мнению же Нельсона, русская эскадра была послана в Средиземное море только для того, чтобы выполнять по распоряжениям, полученным из Лондона, всю самую грязную и тяжелую работу. Нет, с такими союзниками нам и враги не надобны.

Что же касается французов, то надо сказать, что и они тоже порядочные шельмы. И с ними надо вести себя вельми осторожно, держа ухо востро. Думаю, что государю виднее, какими должны быть наши иностранные дела. Хотя, если он спросит мое мнение на сей счет, я не премину его высказать. Деятельность моя, сначала на Черном море, а потом и на Средиземном, научили меня быть не только флотоводцем, но и политиком. С одними греками на Ионических островах сколько пришлось повозиться, попортить себе немало нервов. Не было среди них единства – каждый тянул в свою сторону, у каждого был свой покровитель. Как я с ними сумел поладить, ума не приложу!

По дороге я от нечего делать набросал несколько предложений по развитию нашего флота. Как на Черном море, так и на других морях. Я помню, что император не сложил с себя чин генерал-адмирала, то есть фактического командующего всем Российским флотом. Ведь даже его знаменитые гатчинские войска начались с двух команд, по тридцать человек каждая, составленных из чинов балтийских флотских батальонов, подчиненных нынешнему императору как генерал-адмиралу. Павел Петрович, еще будучи цесаревичем, сделал немало полезного для морских служителей. Надеюсь, что и в этот раз он со вниманием отнесется к тому, что я намерен ему сообщить.

Впрочем, я обо всем узнаю на месте. Пока же я еду на дорожной коляске в Михайловский дворец – новую императорскую резиденцию. На улицах Петербурга гуляет нарядно одетый народ. Как-никак, сегодня Пасха, и православный люд празднует Воскресение Христово. Кое-кто из простолюдинов уже еле стоит на ногах – похоже, что они уже успели разговеться и после Великого поста выпили винца или чего покрепче.

– Вот, посмотрите, ваше высокопревосходительство, – сказал сопровождавший меня флигель-адъютант в форме поручика Семеновского полка, – наверное, в провинции много рассказывают небылиц о том, что творится в столице. И круглые шляпы с людей полицейские срывают, и палками дворян лупят за то, что проезжающие мимо царского дворца не выходят из кареты и не становятся на колени. Ложь это все! Государь строг – это правда, но таких глупых распоряжений он не давал.

– А скажи-ка ты мне, милейший, – решил я расспросить поручика, – что это за новые фавориты появились у государя? У нас про них много чего говорят, только не во все сказанное я верю.