Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед!

С этими словами я вынул из кармана рацию и вызвал дежурного. Кратенько объяснив ему, что, собственно, произошло и где нахожусь, я попросил выслать мне на помощь пару человек с возком, чтобы отправить в Кордегардию задержанных. С ними стоило тщательно перетолковать – сами ли они решили напасть на меня, или их кто-то надоумил. Ведь вполне вероятно, что местных лихих людей навели наши недруги, пытаясь таким способом избавиться от меня.

Во время этих переговоров Лукин смотрел на меня широко раскрытыми от удивления глазами. Он был изумлен, наблюдая за тем, как я беседую с кем-то невидимым, а мне отвечает человеческий голос. Этот храбрец даже тайком перекрестился.

– Василий Васильевич, что это? – спросил он, после того как я спрятал рацию в карман. – С кем вы сейчас разговаривали?

– Это, Дмитрий Александрович, прибор, который передает все сказанное мною людям, находящимся сейчас у Михайловского дворца. Они будут здесь с минуты на минуту.

– Так вы, господин Патрикеев, получается, из тех? – растерянно произнес Лукин.

– Из каких таких «тех»? – поинтересовался я.

– Из новых фаворитов императора. О них рассказывают столько всего, что в эти рассказы просто невозможно поверить.

– И что же такого о нас говорят? – мне стало любопытно услышать о сплетнях, которые ходят о нас, от этого русского богатыря, храбро сражавшегося со шведами у Красной Горки и Выборга, геройски погибшего в нашей истории в 1807 году во время битвы с турецким флотом у мыса Афон.

– Говорят, сударь, что вы явились из каких-то неизвестных земель, что вы можете знать будущее, и у вас есть удивительные машины, которые движутся сами, без помощи лошадей. Я не верил во все это, но теперь, когда своими ушами услышал, как вы разговариваете с людьми, находящимися далеко от вас, готов поверить в то, что о вас рассказывают.

Вдалеке раздался топот копыт и шум колес возка. К нам прискакал поручик Паскевич в сопровождении двух гусар. Из возка выбрались два «градусника», которые привычно обыскали покалеченных грабителей.

– Василий Васильевич, – сказал один из «спецов», – подполковник Михайлов очень недоволен вашим опрометчивым поступком и надеется, что сегодняшнее происшествие станет для вас хорошим уроком.

Я не стал перечить, потому что на слова Михайлова мне нечего было возразить. Вместо этого представил «градусникам» капитан-лейтенанта Лукина. Те уставились на него, словно увидели мамонта, неспешно прогуливающего по Невскому. О Лукине, точнее, о его приключениях, они много читали.

– Дмитрий Александрович, – сказал я Лукину. – Я был бы очень благодарен, если бы вы посетили мое скромное жилище в Кордегардии. Я хотел бы о многом с вами переговорить. Мне известно, что в данный момент вы ждете нового назначения. Корабль «Рафаил», командиром которого вы станете, сейчас даже не спущен на воду и будет готов к выходу в море лишь через год. Я надеюсь, что вы будете не против принять участие в одном опасном деле. Нам бы очень пригодилась ваша сила и умение биться с врагом в рукопашной.

– Да, но… – начал было Лукин, но я перебил его:

– Я обещаю вам, что вопрос о вашей новой службе я сегодня же решу с государем. И знайте – свои слова я на ветер не бросаю…

* * *

10 (22) апреля 1801 года. Эстляндская губерния. Ревель.

Подполковник ФСБ Баринов Николай Михайлович. РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»

Сегодня я решил снова прогуляться по Ревелю и его окрестностям в сопровождении капитан-лейтенанта Крузенштерна. Следовало провести очередную рекогносцировку будущего места сражения с британцами. Крузенштерн, как человек, проживший в этом городе не один год, даст мне пояснения, а заодно расскажет о себе. Кстати, мы с Иваном Федоровичем уже успели подружиться и перейти на «ты».

– Знаешь, Николай, – с улыбкой произнес Крузенштерн, – судьба человека порой бывает настолько удивительной, что только диву даешься. Вот, например, мой дед, Эверт Филипп. Он был подданным шведской короны и, когда началась война между Швецией и Россией, служил в армии короля Карла XII. В 1701 году, в сражении у мызы Эрестфер с войсками генерала Шереметева, он, будучи подполковником, попал в плен. Вместе с другими шведскими пленными его отправили в Сибирь. Там, в небольшой деревушке неподалеку от Тобольска, дед прожил двадцать два года. Он до самой смерти с благодарностью вспоминал русских людей, которые помогали чем могли пленным и относились к ним по-человечески.

– А что с ним стало потом? – поинтересовался я.

– После заключения Ништадтского мира, согласно его статьям, пленных отпустили. Дед вернулся домой. Но принадлежавшая ему мыза в Эстляндии, как и сама Эстляндия, стала по тому же мирному договору русской. Деду пришлось восстанавливать разрушенную войной мызу. Он женился, и жена его, моя бабушка, Ева Кристина Мария фон Пайкуль, родила ему пятерых детей. Их старший сын Иоганн Фридрих и стал моим отцом.