Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед!

Что же касается переговоров, то они теперь должны были идти напрямую. Не через Дюрока, который все время оглядывался на замаскировавшегося под купца Наполеона, а с самим Первым консулом. В этом тоже была польза – ведь чем быстрее закончатся переговоры, тем быстрее мы вернемся домой. Конечно, не в наш Петербург, а в город начала XIX века. Но я к нему уже привык и считаю его своим домом…

* * *

31 мая (12 июня) 1801 года. Кёнигсберг.

Чарльз Джон Кэри, 9-й виконт Фолклендский, ныне в немилости

– Вы понимаете, сэр Роберт, насколько опасно то, что вы задумали? И что мы таким образом не только не добьемся желаемого, но и, вполне вероятно, еще сильнее испортим наши отношения с Пруссией.

– Сэр Чарльз, люди корсиканского ублюдка хладнокровно застрелили нашего сэра Уильяма. Такое я прощать не намерен.

Вильсон злобно взглянул на меня, словно не русские, а лично я ухлопал его старого приятеля.

– Да, и Джонсона тоже – так вроде звали стрелка?

– Не помню, – досадливо отмахнулся Вильсон. – Может, и Джонсон, а может, и Джонстон. Но не в этом дело.

– Не забывайте, что именно сэр Уильям собирался убить Наполеона. Джонстон, или как там его, лишь выполнял приказы…

– Это вы забываетесь, сэр Чарльз! – Вильсон вскочил, пунцовый от гнева, и заорал так, что задрожали стекла. – Вы отстраняетесь от участия в этом деле и останетесь в гостинице, откуда будете наблюдать за тем, чтобы никто в нее не входил и не выходил. И уж тем более, чтобы к корсиканцу и его своре не подошло подкрепление. Вы и ваш, – он показал на О’Нила, – ирландец…

А началось все с того, что Смит заявил Вильсону, что он хочет лично посмотреть, что за гости приходят к корсиканцу. И взял с собой лучшего нашего стрелка, чью фамилию никто точно не запомнил. Согласно инструкциям, Смита ни в коем случае не следовало тревожить.

– Когда дело будет сделано, джентльмены, мы придем к вам сами и выпьем за успешное выполнение задания.

Однако прошло больше часа, и Вильсон, забеспокоившись, взял с собой меня и двоих из своих головорезов, и мы отправились проведать Смита. Дверь в комнату, где он должен был находиться, оказалась заперта изнутри на засов. Один из людей Вильсона, видимо, бывший лондонский жулик из Ист-Энда, смог с помощью изогнутого куска проволоки отпереть ее снаружи.

Мы вошли в комнату, а там… В общем, Смит и Джонсон лежали на полу в луже крови – уже холодные. Судя по всему, их застрелили, причем выстрел мог быть произведен через окно – если, конечно, убийцы не научились летать и палить из своего оружия на лету. Окно, кстати, было открыто, в штуцере, лежавшем на подоконнике, порох был насыпан на полку, а пуля находилась в стволе. Похоже, что Смит велел своему спутнику изготовиться к стрельбе, но кто-то его опередил. Стреляли из гостиницы, но мы, внимательно наблюдавшие за ней, не заметили ни вспышки выстрела, ни грохота.

Как такое могло случиться – ума не приложу. Хочу лишь сказать, что чем больше я имею дело с русскими, тем больше они меня удивляют. Удивляют и пугают. Они, словно бестелесные демоны, о которых рассказывала мне моя бабушка. Появляются неизвестно откуда и исчезают неизвестно куда.

Вильсон отдал приказ своим людям доставить тело Смита к фон Штегеманну, добавив:

– И спрячьте труп этого… второго… Да так, чтобы его не сразу нашли.

А мы вернулись к фон Штегеманну. Не успели закрыться двери, как Вильсон, видимо, успев подогреть себя стаканчиком бренди, позвал всех членов отряда, а, когда они вошли, заорал, брызжа слюной:

– Как эти мерзавцы посмели поднять руку на английского офицера! Мы должны немедленно им отомстить. Сегодня же мы убьем и Буонапарте, и его визитеров!

– Подозреваю, – усмехнулся я, – что именно эти визитеры и застрелили Смита и того… второго. Они вполне могут прикончить и нас.

– Вы трус, Кэри! Жалкий трус! – презрительно произнес Вильсон.

Я хотел было ответить, что это явное оскорбление, но осёкся. Так как нельзя было считать Вильсона дворянином, я был лишен возможности вызвать его на дуэль, даже если бы мне этого и захотелось. Решив немного успокоить Вильсона, я сказал примирительным тоном ту самую фразу, после которой нас с О’Нилом отстранили от участия в этом безумном деле. К «Короне» мы с ирландцем пошли отдельно от всех.

– Сэр, – сказал мне мой верный ирландец. – Ежели что, то я знаю, как можно унести ноги отсюда. Один мой знакомый контрабандист…

– О’Нил, – перебил я его, – вижу, что у тебя в каждом порту есть знакомые контрабандисты. Скажи, а ты сам случайно не из их числа?

Ирландец усмехнулся и развел руками, из чего я понял, что мои подозрения верны. Впрочем, не раз пользуясь услугами контрабандистов, я относился к этой породе людей довольно снисходительно. Они обладали большими связями, и с их помощью можно было беспрепятственно перемещаться из одного европейского порта в другой. К тому же контрабандисты обладали еще одним немаловажным для людей моей профессии свойством – они умели держать язык за зубами.