– Боюсь, мсье, что политические течения снова подхватят меня и вынесут туда, где мне придется иметь в качестве противника генерала Бонапарта. А он, как я слышал, крайне нетерпим к своим недоброжелателям. И все повторится сначала. Нет, уж лучше я спокойно дождусь, когда этот новый Цезарь свернет себе шею во время очередной военной авантюры. Правда, после его смерти в стране начнется смута, которой воспользуются алчные соседи Франции. Прожив некоторое время в Англии, я понял, что эта страна первой окажется в числе тех, кто бросится делить наше наследство. И деньги, которые она выплачивала мне – это не пожертвования на нужды изгнанного из страны пока еще претендента на престол графа Прованского, а субсидии на то, чтобы во Франции как можно дальше шла гражданская война.
– Вы правы, генерал, – ответил я. – Именно этого и добиваются англичане. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. За деньги, которые Британия выплатила роялистам, она получит сполна после того, как брат казненного якобинцами короля усядется в Париже на трон своих предков. Только что тогда останется от Франции?
– Я не стану с вами спорить, мсье. – Кадудаль нахмурился и покрутил головой, словно воротник рубашки резал его могучую шею. – Но что тогда мне остается? Вечно торчать в эмиграции, вдалеке от своей милой Бретани? Поверьте, эта пытка будет пострашнее той, которой бы меня подвергли якобинцы, если бы им удалось поймать меня и бросить в камеры Консьержери[187]
.– Генерал, а вы знаете, что, уладив дела домашние и примирив французов, Первый консул Бонапарт намерен провозгласить себя императором Франции? – спросил я. – Учитывая, что Наполеон еще сравнительно молодой человек, он сможет основать новую династию, которая и станет править Францией. А Бурбоны останутся вечными эмигрантами, которые ради того, чтобы свести концы с концами, будут вынуждены выпрашивать деньги у недоброжелателей Франции.
Кадудаль после моих слов поморщился. Похоже, что и он в душе пришел к такому же выводу. Этот сильный и энергичный человек не годился для политических интриг. Его стихией была борьба. Роль же просителя, покорно ожидающего в прихожей милостыни, генералу явно не нравилась.
– Мсье, – наконец произнес он, – я полагаю, что вы пригласили меня в Петербург для того, чтобы сделать мне какое-то предложение? Мне было бы интересно его услышать.
– Вы правы, генерал, – ответил я. – Самое простое и бесхитростное предложение – перейти на службу Российской империи. Наш государь ценит храбрых и умных военачальников. Чин вам сохранят, должность найдут. Мы можем вам обещать, генерал, что вам не придется сражаться со своими бывшими боевыми друзьями. У России много врагов, и нам приходится отбивать нападения на наши рубежи не только с запада… Второе предложение – вы возглавите подразделение, которое мы назовем «партизанским». Опыт ведения боевых действий в условиях гражданской войны у вас имеется. Мы хотели бы использовать ваш опыт, оружие, специально предназначенное для ведения боевых действий не на поле боя, а в тылу противника, и создать подразделение, которое могло бы с началом боевых действий нападать на вражеские обозы и небольшие отряды, помогая тем самым своим войскам.
Я заметил, что второе предложение Кадудалю пришлось по душе. Поэтому я решил ковать железо, пока оно горячо.
– Кстати, генерал, как нам удалось узнать, Наполеон Бонапарт, став императором, готовится, помимо всего прочего, начать освобождение бывших французских заморских владений, потерянных в 1763 году по условиям Парижского мирного договора[188]
. Так вот, вы могли бы посодействовать своей стране в возврате потерянного. Если сформировать отряд, который действовал бы в Канаде и наносил удары по британским коммуникациям, помогая тем самым войскам Французской республики отвоевывать земли, принадлежавшие когда-то Французскому королевству…Кадудаль встрепенулся, словно боевой конь, услышавший звук трубы.
– Мсье, я могу подумать над вашими предложениями?
– Да, конечно. А пока monsieur le capitaine[189]
проведет для вас небольшую экскурсию по нашим владениям и покажет вам образцы нашей боевой техники и оружия. Поверьте, вы будете одним из немногих французов, которые все это увидят.Кадудаль легко (и как это у него получается – при огромном росте и весе парить, словно балерина?) поднялся со стула и протянул мне свою огромную ладонь. Я с опаской пожал ее. Впрочем, генерал воздержался от демонстрации своей медвежьей силы. Рукопожатие его было крепким, но в то же время аккуратным. Мы расстались, но, как мне кажется, встречаться нам предстоит еще не один раз…