Канцтовары Цубаки

Но чем дольше я сидела на каменной скамье, тем отчетливее казалось, будто мой зад уже пустил корни в эту про́клятую всеми богами землю.

Поднявшись, я рванула под гору первой.

Стоит признать: несмотря на такой жесткий старт, маршрут вниз по склону оказался на удивление легким и даже приятным. Панти, шагая сразу за мной, всю дорогу горланила какие-то песенки, а остальные потихоньку ей подпевали. Кажется, Панти — фанатка рок-группы «Шпиц», догадалась я.

Но зачем взрослым людям лазать по горам, распевая песни? Неужели им больше нечем заняться?

Конечно, голос у Панти чистый, красивый, никогда не фальшивит. Может, это и придает уверенности на маршруте всем, кто идет рядом с ней?

Чем ниже мы опускались, тем легче было идти. Запах сырой земли будил в душе самые разные воспоминания. И как ни странно, где-то с середины маршрута я уже почти радовалась тому, что согласилась на эту новогоднюю авантюру.

С горы мы спустились в долину красных кленов, Момидзидани. Дальнейшую дорогу я знала так хорошо, что могла бы дошагать прямо до дома с завязанными глазами.

— Горы пробуждают в людях аппетит, — заметила госпожа Барбара. — Я дико проголодалась!

— И я! — весело крикнула Панти.

— Не пора ли где-нибудь устроить привал и подкрепиться? — предложил Барон.

«Но где?» — удивилась я. Или он знает в этих окрестностях хоть одно местечко, где можно сесть и спокойно съесть бэнто? Это храмов в Камакуре пруд пруди, а нормального парка, где можно сесть и передохнуть, днем с огнем не сыщешь!

— И лучшее место поблизости — только одно… — продолжал Барон, и у меня засосало под ложечкой. — «Канцтовары Цубаки»!

Все-таки помыть с утра полы было отличной идеей, мелькнуло у меня в голове.

— Ух ты! — радостно воскликнула Панти. — Я давно мечтала пообедать в магазине канцтоваров…

— Поппо-тян? Тебя правда можно побеспокоить? — тут же уточнила госпожа Барбара, украдкой изучая мое лицо.

В ответ я промычала что-то невнятное. С одной стороны, «Цубаки» и правда ближайшее место, где можно спокойно перекусить. С другой стороны, дом госпожи Барбары стоит сразу рядом с моим и в принципе он точно такой же. Но о том, чтобы устроить привал у нее, никто из них даже не заикается! Оно и понятно. Завалиться в гости к даме преклонного возраста было бы слишком нахально…

— Ну, тогда решено. Перекусим в той развалюхе и потащимся дальше встречать богов!

Так, согласно вердикту Барона, мы и решили отобедать в «Канцтоварах Цубаки».

В магазин мы вошли со служебного входа, и я наскоро расчистила у прилавка побольше места для четверых. Госпоже Барбаре и Панти вручила по табуреточке для посетителей, Барону предложила деревянный стул со спинкой, на котором обычно сижу за прилавком сама, а себе положила на пол подушку для сидения.

На кухне в глубине дома я вскипятила воды, заварила в огромном заварнике, которым обычно не пользуюсь, побольше зеленого чая и вместе с чашками понесла на подносе гостям.

На журнальном столике у прилавка нас уже дожидались инари-дзуси. В чашки из разных наборов я разлила чай на четверых.

— Итадакима́с![65] — объявила я, сложив ладони перед носом. Все хором помолились за мной, и наша трапеза началась. Из открытых коробочек бэнто по воздуху расплылся томный, кисловато-сладкий аромат мирина.

Какое-то время мы ели молча. Внутри сладковатой кожицы жареного тофу крепкий рис распадался по зернышкам.

— Ну вот… А я даже не знала, что инари-дзуси — это так вкусно! — чуть не плача, протянула Панти.

— Ты что, никогда «лучезарных»[66] не пробовала? — удивляюсь я.

— Даже не знала о таких!

Прикусив язычок, я краснею и закашливаюсь — наверное, рис не в то горло попал.

— Держи свой чай… — говорю я наконец и подвигаю к Панти ее чашку. Она тут же хватает ее и жадно осушает до дна.

С самого дна рюкзачка я выудила четыре мандарина, которыми запаслась на десерт. Знала бы, что эти мандарины еще вернутся домой, не стала бы утяжелять поклажу…

Так что после обеда каждому досталось по мандарину. Последнее инари-дзуси в своей коробочке я решила оставить на потом и тоже переключилась на десерт. Мандарин был не кислым, не сладким. Я бы сказала, пассивно рассеянный вкус.

Барон во что бы то ни стало хотел завершить свой обед крепким кофе, и мы решили по пути заглянуть в кофейню «Бергфельд». Дома я кофе обычно не пью. Кофе на одного в этом доме всегда выходит невкусным. Где-то в глубине кухонного шкафа еще хранилась банка растворимого, которым любила побаловаться тетушка Сусико. Но предлагать такое Барону я не осмелилась.

Оставив мытье посуды на вечер, я застегнула рюкзак, и мы все снова вышли на улицу.

Срезав дорогу, дошагали до храма Камакура-гу, где совершили «якува́ри» — древний местный обряд, в котором даже я, родившаяся в Камакуре, участвовала впервые.

В маленькую плошку из необожженной глины, которую называют каваракэ́, нужно дунуть, чтобы оставить на глине все плохое. А затем со всей силы швырнуть эту плошку в специальный храмовый камень, дабы та разлетелась вдребезги со всем своим содержимым.