Канцтовары Цубаки

Нос у него при ближайшем изучении оказался длинным, как у Пиноккио. Кожа как у младенца, пухлые нежные щеки.

— Прошу вас? Горячее, осторожно!

Махнув рукой на интонацию, я решила обходиться без мудреных вежливых слов, которых ему не понять, и говорила как можно проще.

Отхлебнув подкопченного чая, Аньоло задумался. С таким видом, будто никак не мог подобрать этому вкусу название. Но затем спохватился, взглянул на меня и, расстегнув свой рюкзак, достал оттуда бумажный пакет. К моему удивлению, его рюкзак был забит такими же пакетами.

— Вот. Это писала ваша бабуля.

«Бабуля»? О чем это он?

С чувством, будто меня морочат лисы, я замерла, и он пояснил:

— Моя мамуля японка. Отец — итальянец. Мамуля в Италии познакомилась с вашей бабулей, и они потом долго… писали письма? «Пен-френды» — как это по-японски?

Слово «пен-френды» он проговорил быстро. Но японские «мамули» с «бабулями», похоже, здорово запутали его.

— Вы хотите сказать, у моей бабушки с вашей мамой была переписка?

— Да-да! Переписка! То есть они были… подругами?

О том, что у Наставницы есть подруга замужем за итальянцем, я не слышала ни разу в жизни.

— Мамуля очень любит вашу бабулю! — добавил Аньоло.

— Да что вы? Ничего об этом не знала. А они вообще встречались когда-нибудь в реальности?

Похоже, этого вопроса он не понял. Я переспросила словами попроще.

— А… — сообразил он. — Нет-нет! Не встречались! Но моя мамуля очень хотела встретиться. Даже хотела приехать на… поминки? Но у нее тоже заболела… мама мужа? И она не могла уехать из Италии. А мамы мужа уже больше нет.

— Вот как? То есть они не встречались, но переписывались?

— Si, si, si! — радостно закивал паренек. — Ваша бабуля все время писала про… Хато-тян? Поэтому я решил вернуть ее письма вам.

— Да не может быть! — невольно вырвалось у меня.

В глазах Аньоло блеснули слезы.

— Я вас не обманываю. Аньоло — людям — не врет!

— Ох, простите! — тут же поправилась я. — Я не в этом смысле… Просто не могу поверить!

— Вот! Почитайте сами — поймете. Ваша бабуля очень добрая. И очень вас любит.

Вот еще, фыркнула я про себя. Но почему-то уже и сама едва не расплакалась.

— А теперь Аньоло… пойдет? Был очень рад вас увидеть!

— Как? Уже уходите? А что у вас дальше?

— Дальше я… учу японский дальше! Иностранный студент, — ответил он невпопад. С таким гордым видом, что, хотя вопрос мой был не об этом, я не стала ничего уточнять.

— Спасибо за все. Grazie!

Он взвалил обратно на спину рюкзак — теперь уже заметно легче прежнего. И, рассыпаясь в неуклюжих поклонах, попятился к двери. На журнальном столике остался пакет — якобы с письмами Наставнице от итальянской подруги.

Читать эти письма я не торопилась. Возможно, боялась встречи с какой-то новой, неведомой мне Наставницей. Но пока решила так и оставить письма в бумажном пакете.

Пакет был из какого-то итальянского супермаркета. Простецкий дизайн, на боку нарисованы какие-то фрукты-овощи.

Желание проверить, что это за письма, пришло ближе к вечеру. День пролетел так незаметно, что о закрытии магазина я вспомнила куда позже обычного.

Чем ближе весна, тем чаще охота прокатиться на велосипеде. Или я такая одна? Заперев двери «Цубаки», я сунула пакет с письмами в багажную корзину над рулевым колесом. Для встречи с Наставницей лицом к лицу нужно особое состояние. В домашних стенах мне его не достичь. Да и Наставница не из тех, кого можно одолеть первым же росчерком кисти.

В такие минуты я обычно отправляюсь в «Саха́н».

Этим крохотным трактирчиком в трех шагах по дороге от станции заправляет женщина, и кормят там очень изысканно. Торопясь, чтобы местные гурманы не успели разобрать все деликатесы, я налегла на педали и понеслась туда.

Припарковав велосипед у входа, я поднялась по узкой лесенке наверх. Слава богу, к раздаче успела. На этой неделе все их комплексные ужины подавались по-японски — с белым рисом и супом мисо. Ни хлеба, ни европейских бульонов не предлагалось. Так что мне, любительнице риса, считай, повезло.

В горле у меня пересохло, и я заказала пива. Почему здесь мне всегда спокойно? На входе я получила жетончик в форме гусенка. Значит, сегодня ужинаю за стойкой. Сразу за табуретом — окно, из которого видны перроны вокзала Камакуры.

Отхлебнув пива, я выждала с полминуты и наконец раскрыла бумажный пакет у себя на коленях. Писем там оказалось и правда до чертиков. На всех конвертах, понятно, один и тот же адрес синей латиницей от руки: Italy, бла-бла-бла — и красный штампик с буквами Air mail.

Конверты при этом использовались не европейские, а японские, удлиненные, чтобы было удобней прописывать длинные местные адреса вертикальными строками. Здесь же адрес располагался горизонтально.

Конверты были самые разные: и с тиснением, и с разноцветным дизайном, но в основном самые обычные: белые, двуслойные. Самые же старые из них давно выцвели, подернулись пятнами и пылью времен.