Канцтовары Цубаки

— То есть… ты хочешь отправить сенсею… любовное послание? — уточняю я, осторожно подбирая слова. — Я правильно поняла?

Куколка наконец-то берет банку с сидром. Подносит ко рту. И, уже не в силах сдержаться, за один присест выхлебывает все до дна. Приглядевшись, я различаю легкий пушок вокруг ее губ. Когда она заговаривает вновь, до меня доносится сладкий аромат мандаринов.

— Если напишу я, он догадается, что написал ребенок. И не поймет, что я чувствую на самом деле! Вот бабуля мне и сказала. Что здесь живет еще одна бабушка, которая всегда все напишет как надо…

Слово «бабушка» громыхнуло эхом в моих ушах. Значит, эта малявочка ищет мою бабушку, то есть Наставницу? Ту, кому ее бабушка раньше заказывала свои письма?

— …И что благодаря ей у бабули когда-то возникла небесная связь с дедулей. Пожалуйста, напишите!

Выкрикнув это, она низко кланяется. Того и гляди вот-вот бухнется передо мной на колени.

Что ей ответить — я навскидку сообразить не могу.

— Даже не знаю… — честно говорю я. — Может, дашь мне время подумать?

Принять подобный заказ — дело рискованное. Судя по виду, сейчас эта Куколка классе в пятом или шестом. Еще не взрослая женщина, но уже и не наивное дитя. И если из-за того, что такая пигалица пишет любовные письма собственному учителю, начнутся какие-нибудь неприятности…

Решиться на это сразу я не могу. А значит, и не должна ничего обещать впопыхах…

— Спасибо за сидр! — выкрикивает она вдруг. И, резко вскочив, вылетает из магазинчика.

Я долго гляжу в окно, провожая взглядом ее улепетывающую фигурку. А летнее солнце затапливает всю нашу улочку сплошными оранжевыми оттенками.

Мадам Кефир явилась уже на закате.

Заперев магазин, я сидела на веранде у госпожи Барбары, которая позвала меня на охлажденную собу[37]. Заходить к ней вечером мне доводилось редко, но на этот раз у нее, похоже, отменилось очередное свидание, «взамен» которого она и решила позвать меня. Услыхав чей-то голос со стороны «Канцтоваров Цубаки», я выглянула наружу и меж веток камелии различила миниатюрную женскую фигурку.

На пришедшей была форма для гольфа, и о том, что это Мадам Кефир, я догадалась по ее носочкам — темно-синим в белый горошек. «Как же она играет в гольф? Или нога уже не болит?» — удивилась я, но решила не спрашивать.

— Добрый вечер! — сказала я, подходя к Мадам Кефир со спины. Вздрогнув от удивления, она обернулась. На обочине, в трех шагах от нее, громоздился ярко-красный BMW. Видимо, от солнцезащитного крема ее лицо белело в надвигавшихся сумерках, будто лишенное всякого тела.

— Я проезжала мимо, — сообщила Мадам Кефир. — Но готова оплатить выполненный заказ. Мы могли бы сейчас рассчитаться?

Что ж, подумала я. Магазин, конечно, уже закрыт. Но не прогонять же клиента, заглянувшего сюда специально, да еще с такой целью!

Заскочив в дом с черного хода, я отперла входную дверь изнутри и с поклоном пригласила Мадам Кефир к прилавку.

— Очень вам признательна! — сказала она, входя. — Вы меня просто спасли. Госпожа Сунада специально звонила, чтобы поблагодарить. Сказала: «Какое тонкое, душевное послание!» И даже расплакалась! — с гордостью подчеркнула Мадам Кефир.

— Серьезно? Я очень рада! — сказала я. Мысль о том, что мои старания кому-то пригодились, и правда радовала мне сердце.

— Можно увидеть счет? — уточнила Мадам Кефир.

— Да, конечно!

Выдвинув ящик стола, я достала конверт со счетом, выписанным на ее имя.

— Вот, прошу вас…

Мадам Кефир открыла конверт, развернула листок, и тут из ее горла вырвался нечеловеческий крик. «Неужто переборщила?» — внутренне сжалась я.

— Так дешево?! — воскликнула она возмущенно. И, раскрыв роскошный кожаный бумажник, выложила на стол десятитысячную банкноту[38]. Свеженькую, только что отпечатанную.

— Сдачу оставьте себе, — проговорила она небрежно, пододвигая деньги ко мне. И, заметив мою растерянность, добавила нечто странное: — В том, что теперь я могу себе это позволить, огромная заслуга вашей матушки.

Тут я запуталась окончательно. Ни одной женщины, которую можно назвать моей «матушкой», я в жизни не помнила, хоть убей.

Теперь уже смутилась она.

— Я о той госпоже, что всегда здесь была… — пояснила она в затянувшейся паузе. — Ведь она — ваша мать? Или я ошибаюсь?

— Это моя Наставница. Скорее уж, соответствует бабушке, — ответила я, подчеркивая глагол.

Сама я полжизни провела в заблуждении, считая Наставницу своей бабкой. Чего уж тут ожидать от других!

— Когда-то она написала за меня письмо, которое поразило моего мужа в самое сердце! И связало нас с ним на всю жизнь…

Что на это сказать, я не представляла.

— А! То есть вы и не знали? — удивилась она.

Впрочем, кое-что я все-таки уяснила.

— Значит, тогда вы и поняли, что здесь пишут письма?