Кануны

— Ну-ко, дура лешова! — взметнулась Таисья. — Сами не запаслись дровами да и к сусидям! Это что будет-то, господи! Степан, дедко! Дедко, чего глядишь-то, ну-ко иди сюды! Ты погляди, уж и по твои дрова приехали! Люди добрые, вы тольки поглядите, что делается-то! Господи, царица небесная, матушка, где это видано, где слыхано. По чужие дрова среди бела дня! Дедко, иди-ко скорее-то…

В воротах появился дедко Петруша. Зоя проворно схватила веревку, привязанную к передку нагруженных санок, дернула, но Таисья ухватилась за высокие задние копылки. Соседи, услышав звонкий Таисьин голос, один по одному скопились в заулке. Зоя, не выпуская из рук веревочку, огрызалась во все стороны, отбивалась одним и тем же:

— А для чего и колхоз! Отдай! Теперече все общоё!

— Зойкя! — подскочил вдруг Савватей Климов. — Неушто всё?

— Всё!

— Ну, товды дай-ко пощупать!

И Савватей подскочил к ней с другого боку…

Зоя дернула санки так, что они свернулись набок. Поленья полетели. Под смех шибановцев она стремглав выхватила санки и бросилась наутек, к дому Сопроновых. Зеленая бумазейная юбчонка моталась вокруг ее тощих ног.

— Ох, Савва! — хохотал Володя Зырин. — Да чево у нее щупать? Как Игнаха-то спит с такой патачиной… Одно костьё.

— Уголовное дело, — согласился Климов. — Моя баба намного лучше. Не позавидуешь Игнашке-то… Да ведь он и спит в мезонине. Ему не до бабы.

VII

Сопронов и впрямь редко бывал в Шибанихе. Из деревни Залесной, где его едва не избили местные парни, он убежал кружной дорогой. Он никому ничего не рассказывал.

В воскресенье он послал Степаниду по деревням с повестками. Сверху пришло указание провести собрание групп бедноты. Еще на руках у Игнахи имелась присланная Меерсоном бумага. Это было не что иное, как слегка сокращенное постановление секретариата Севкрайкома об оживлении групп бедноты.

Повестки, написанные под копирку, гласили:

«Вам надлежит явиться к 12 ч. дня 10 декабря сего года на сельисполком и собрание батрацко-бедняцкой группы в д. Ольховицу. Собрание имеет быть в мезонине Ольховского сельсовета, явка строго обязательна».

Вверху Сопронов надписывал фамилию приглашенного, внизу ставил свою.

Степанида запросила сельсоветскую лошадь, но Сопронов не дал. Тогда она пошла в лавку и часть повесток послала с оказиями, остальные по Ольховице и ближним деревням разнесла сама.

На другой день Сопронов ровно полдвенадцатого сидел за столом в натопленном мезонине, курил табак и ждал. В двенадцать часов никто не пришел. Один Гривенник просунул в двери голову в овчинной шапке, сперва оглядел пространство, заваленное узлами: пачинским, еще не проданным имением. Торчала тут и зингеровская ножная машина, и желтая жесткая кожа-коровина, свернутая в трубу.

Гривенник переступил через сельсоветский порог. Он хотел поздороваться с председателем за руку, но Сопронов притворился, что не заметил протянутую ладонь.

— Отвязывай лошадь и поезжай в Шибаниху, — сказал председатель. — Привези тамошних.

— Так вить Носопырь туточка! И Таня у Пачиных чай пьет.

— Откуда знаешь?

— Носопыря сам видел. А про Таню народ сказывал.

— Какой народ?

— Знамо какой. Лавошный. — Гривенник не знал, уходить или садиться.

— Сходи и приведи Усова.

Гривенник неохотно ушел. Часа через полтора в мезонине с грехом пополам собрались Митька Усов, шибановские старики Таня и Носопырь, брат Сопронова Селька и все тот же Гривенник. Со Степанидой было семеро. Остальных решили не ждать.

Сопронов поднялся, разгладил под ремнем гимнастерку, выпрошенную, вернее, выменянную на две дубленые овчины у Ивана Нечаева.

— Так. Товарищи, значит, собрал я вас отнюдь не здря! Дело отлагательства никак не терпит. От вышестоящих организаций получено указание немедленно выявить во всех волостях контрреволюционную верхушку. Также обратить сугубое внимание на лесозаготовки и…

— Товарищ Сопронов, — подал вдруг голос Гривенник. — Это как, значится, понимать ето дело?

— Чево? — недовольно обернулся Сопронов.

— Да эту, верхушку-то.

— А так и понимать, что хозяйства не советские. Кулацкие! Есть указанье их ограничать.

— Ты бы, Павлович, не кричал, а разъяснил, — заметил Митька Усов и вытянул больную ногу вдоль пола. — Я вот тоже не понимаю, какая разница.

— Разъясню после, товарищи! — Сопронов сдержал раздражение. — А пока слушайте доклад.

Он расправил бумаги и начал зачитывать, сбиваясь и повторяя слова.