Кануны

Это было уже обидным, и Рыков нетерпеливо встал. Томский еще чуть раньше понял, что перегнул палку…

— Не обижайся, я-то не сомневаюсь в том, кто руководит правительством. Но ответь хотя б на такой вопрос… Когда ты узнал об аджарском восстании? — Нотки несдержанности вновь послышались в голосе Томского: — Когда? И от кого?

Алексей Иванович Рыков сел и, играя вилкой, прищурился. Он проглотил пилюлю молча: об аджарском восстании он, Председатель СНК, действительно узнал поздно и, что самое главное, из вторых рук.

— Они не сочли нужным сообщить даже тебе, — безжалостно продолжал Томский.

— Я звонил Менжинскому, — проговорил Рыков.

— Ну и что он?

— Сослался на Ягоду.

— Разумеется. А что он мог еще? Ягода… — Томский, еще более сутулясь, язвительно хмыкнул: — Впрочем, это еще цветочки, Алексей Иванович, ягоды впереди…

Рыков не успел по достоинству оценить каламбур: Бухарин в одних трусах шумно перелез через перила и по-мальчишески присвистнул:

— Все еще во фраках? Ни дать ни взять, английские лорды!

Бухарин суетливо, но быстро оделся, потер напеченную солнцем лысину, залпом выпил остывший чай. При этом он успел рассказать американский анекдот о негре и белой даме, потом перекинулся на то, как купаются и загорают японцы, затем заговорил о крапиве, которая разрослась на даче председателя ВЦСПС в количестве, вполне соответствующем званию руководителя советских тред-юнионов.

— Алексей Иванович, а вы видели хоть однажды Томского в неглиже? — Бухарин ловко поймал в воздухе подкинутый спичечный коробок.

— Нет, не видал. Зато Бухарина видал в политическом неглиже. В самом деле, Николай Иванович, что у вас там? Конгресс Коминтерна или атлантический пляж? История с Тельманом не делает вам чести.

— Нам. А вам? — Бухарин рассмеялся. — Вы с Томским что, уже в четвертом интернационале? Впрочем… хотя б одно воскресенье прожить без политики.

— Да, да, пейте-ка лучше чай, — язвительно сказал Томский и тяжело поднялся с кресла. — Пойду прилягу… Кстати, звонил Краваль.

— Ефим? — Веселое лицо Бухарина сразу стало озабоченно-горьким. Краваль был секретарь Бухарина, его звонок не предвещал ничего хорошего. Однако Бухарин постарался тут же забыть об этом. Рыков проводил глазами хозяина дачи:

— Михаил Павлович как старый князь Болконский. Считает, что до обеда сон золотой, после обеда серебряный. Вы остаетесь обедать?

Бухарин не успел ответить. От калитки по тропке шагал высокий военный.

— Ты с охраной сегодня? — спросил Бухарин.

— Нет, — сказал Рыков. — Это, видимо, к Михаилу Павловичу.

— Не к Михаилу Павловичу, а к Николаю Ивановичу, — послышался из комнаты хрипучий бас Томского. — Извольте.

— Ну, вот… Пусть войдет сюда, — раздраженно сказал Бухарин.

Высокий круглолицый парень в форме ГПУ козырнул и растерян поглядел сначала на Рыкова, потом на Бухарина. На нем была новая шерстяная форма, фуражка с козырьком, отороченным кожей. Сапоги блестели, подворотничок тонкой белой полоской охватывал загорелую энергичную шею. На отворотах гимнастерки — по эмалевому прямоугольничку. Бухарин повернулся:

— Милейший, вы ко мне?

— К вам. Разрешите, товарищ Бухарин? — Парень покраснел, переступая с ноги на ногу.

— В чем дело?

— Хочу переговорить… значит. Лично…

— Лично со мной? Почему же лично? Здесь нет посторонних.

Рыков с улыбкой встал.

— Куда же вы, Алексей Иванович?

— Нет, нет… пожалуйста.

Рыков ушел с веранды.

— Я вас слушаю. — Бухарин, с любопытством разглядывая посетителя, погасил раздражение. Он уже видел где-то этого высокого круглолицего парня.

— Так в чем же дело, товарищ комроты! — Бухарин знал знаки различия. — Я вас слушаю.

Но военный краснел, мялся и, волнуясь, то и дело моргал выгоревшими ресницами.

— Я, значит… Хочу поговорить. Личное дело. Товарищ Бухарин! — Парень решительно одернул гимнастерку. — Я как член партии… Обязан вас предупредить… в одном деле, чтобы вы разъяснили…

Бухарин ждал.

— Я подписал одно заявление… — Военный опять сбился.

— Какое заявление?

— Неправильное.

— Ну и… что же?

— Там… там про вас написано. И все неправда! Я его подписал, думал, чтобы… Для пользы дела. И сразу решил рассказать, чтобы… чтобы вы знали…

— Как ваша фамилия?

— Гирин. Петр Николаевич. Там говорится, что вы обозвали Михаила Ивановича Калинина… флугером. И еще бывшим лакеем…

— Так-с… Милейший, а при чем же здесь я?

— Я думал, что… я хотел…

— Кто вас послал?

— Никто! Я сам решил, то есть… Я думал…

— Вы провокатор, товарищ Гирин! Я не хочу вас слушать.

— Товарищ Бухарин!

— Идите вон! Извольте сейчас же выйти, иначе… Нет, подождите. Михаил Павлович, где у вас телефон?

Петька Гирин, по прозвищу Штырь, побледнел. Не веря глазам, он следил за Бухариным, который проворно пошел с террасы.

— Николай Иванович! Товарищ Бухарин…

— Вон! — Бухарин остановился. — Мы сейчас же выясним, кто вы такой!

— Эх вы! — Гирин в отчаянии, прищурившись, несколько секунд глядел в глаза Бухарина. — Вы… Ну, ладно.

Бухарин уже звонил куда-то. Гирин чуть не до крови закусил губу и вдруг молниеносно перемахнул через перила террасы. Оглянулся, показал кукиш и в несколько прыжков достиг дачной ограды.