Канженге

Коготь не поддавался. Не получалось… да ничего не получалось! И когда в морг вошел довольный Риалон, Карраско даже сдерживаться не стал.

– Так! Ты долго еще шляться будешь?

– Вальд, тебе шлея под хвост попала?

– Эрни, пока ты шляешься, я работаю!

– И безрезультатно, верно?

Освальдо мгновенно остыл. Вгляделся в соперника.

– Что ты об этом знаешь?

– Почти ничего.

– Р-риалон!

– Карраско, не изображай леопарда. А то пару пятен поставлю… под оба глаза.

Освальдо заткнулся, но смотреть не перестал. Эрнесто пожал плечами – и честно рассказал про измененных.

– Бред? – неуверенно произнес Карраско.

– Я бы тебе советовал прокатиться к деду и спросить.

– Прокатиться?

– Вальд, обсуждать такое по телефону – не стоит. Сам понимаешь…

Карраско понял. И не вдохновился.

– А ты чем займешься?

– Полезу в архивы. Не одно же дело там лежит? Наверняка!

– А то дело можешь мне показать?

– Могу. Более того, тебе надо сделать выписки, чтобы показать деду.

Освальдо кивнул, успокаиваясь. Это не попытка выгнать его из столицы, это, похоже, действительно так. Очень серьезно… столько жертв. Когда дойдет до короля, его величество будет в гневе. И если можно будет предоставить какие-то факты, документы… да хоть что! Нет, этим лучше не пренебрегать!

Опять же…

Пока Освальдо не было в столице, ничего такого не случалось. А он приехал, и – пожалуйста. Может, этот измененный его испугался?

Может, конечно, и не испугался, и даже не знал, но тут главное правильно представить сведения, нужным людям и в нужное время.

– Сам не хочешь со мной поехать?

– Вальд, ты о чем? Во-первых, кто-то должен следить за твоей сетью, чтобы она не рассеялась. Ну и информацию снимать. Во-вторых, твой дед со мной откровенничать не станет. В-третьих, у меня Амадо. И Барбара куда-то пропала…

Крыть было нечем.

– Хорошо. Я выеду завтра с утра.

Эрнесто кивнул.

– Передавай приветы старику. – На старого Кар-раско он зла не держал. Тут все понятно – все для рода, все для семьи. Выбор делать или не делать подлость был у Вальда. И… на Вальда он тоже зла, считай, не держал. Если к другому уходит невеста… так дураку и надо!

Вальд кисло кивнул.

Вот если честно… уезжать не хотелось, но раз уж одно к одному… надо съездить!

Надо!

Хотя в болезнь деда он не верил. Дед был всегда, дед был вечен и незыблем, дед просто – был. Он не может заболеть, умереть, он не может… как небо не может рухнуть на землю! Вот и все! Дед быть обязан!

Если он приболел, значит, ему это надо. И точка.

Ладно, съездит к нему Освальдо, узнает про эту нечисть, да и вернется. Это недолго, если поездом. День туда, день обратно, ну там еще денек…

– Эрни, пообещай, что пока меня не будет…

– Я не буду общаться с Тони? Прости. Не могу, я ей кое-что обещал.

Освальдо стиснул зубы.

– Дешево же стоит твое слово.

– Ошибаешься. Я не прихожу к ней первый. Но когда ей что-то надо, она приходит ко мне сама. Как к другу. И не к тебе. Может, не стоило давить на нее?

Освальдо покривился.

– Стоило, не стоило… исправлю.

Эрнесто попал не в бровь, а в глаз. Зараза!

– Пока ты исправляешь, не стоит бросать девушку без защиты.

– У нее семья есть.

– Думаешь, поможет?

Освальдо едва не выругался. Тоже верно… с Эрнесто требовали Антонию Лассара. И оставить ее сейчас без защиты.

– Ладно, Эрни. Но помни – ты слово давал.

– Можешь не беспокоиться. Она любит не меня.

– Прибить, что ли, этого жиголо?

– Чтобы Тони его канонизировала? – Эрнесто решил поделиться частью информации с соперником. Да, с соперником. – Тони была у Вальдеса, просила его разузнать про этого Валерансу.

– И? – заинтересовался Освальдо.

– Узнает – расскажет. Врать точно не станет.

– Ладно…

Освальдо потер лоб. Уезжать не хотелось.

Но – надо.

Есть такое гадкое слово – надо. Ладно, без него тут моря из берегов не выйдут за пару дней. Наверное…

* * *

Анна Адорасьон привычно сидела над пишущей машинкой.

Ненавидела она эту гадость всей своей душой. Но…

Детка, ты у нас звезд с неба не хватаешь. Добиться чего-то самой? Ты просто потратишь время без толку, потом будет поздно для всего. И тут возможность упустишь, и там ничего не добьешься. Поэтому иди на юридический факультет, тут папа тебе сможет помочь… пристроит к своему знакомому в контору, пока секретарем, а потом будет видно.

А Анна видела совсем-совсем другое в своих мечтах.

Она хотела петь. Хотела на сцену. Хотела… и могла ведь! Голос у нее был чудесный, преподаватели говорили. Но – петь?! На сцене?!

Родители помрут от возмущения. Или от горя, а потом еще и от возмущения… Анна не хотела их так огорчать.

Поэтому и терпела.

И отношение. И имя Анна, вместо данного бабушкой Адорасьон, и мерзкую юриспруденцию… только недавно стало уж вовсе невмоготу.

Но почему?