Кап, иди сюда!

— Не сплю, — сказал Вадим.

— Давайте костёр зажигать, — сказал Ахмат.

— Давайте, — сказала я.

Вадим молчал.

— Простынем, тогда ни в какой колхоз не дойдём, — сказал Ахмат.

— Конечно, — сказала я.

Вадим молчал.

— А где топливо? — потом сказал он.

— Найдём! — Ахмат вскочил и стал махать руками и приплясывать. — Сей-час най-дём, сейчас най-дём!

— Ты сиди, — сказал мне Вадим. — Мы сами… На́!

Он кинул мне куртку, и они с Ахматом вылезли из нашего дома.

Я слышала, как они ходят вокруг, спорят, спотыкаются…

Меня разбудил шум. Я испугалась и закричала.

— Чего ты, Светка? Это мы, — сказал Вадим.

Было всё так же темно, и в этой темноте трещали сучья, чиркали спички.

Потом огонёк полез, как настоящий червяк: откуда-то снизу… выше, выше… В костре что-то обрушилось, и вот он запылал вовсю. Хорошо!

— Давно бы, — сказал Ахмат.

Он сел, поджав ноги, как турецкий хан на картинках, и так уснул.

Вадим подтащил нашу постель поближе к огню и лёг. Я стала подкидывать хворост: боялась — погаснет…

— Вы что, беспризорники? — крикнул вдруг Вадим. — Что делаете? Откуда?

Он толкнул меня в плечо, и я открыла глаза. Это не Вадим!.. Над нами стояли два человека.

Костёр ещё горел, он освещал их снизу, и тени от них по стене уходили прямо в небо.

— Что тут делаете? — снова спросил один из них.

Он разворошил ногой костёр, стало светлее.

— Я-то смотрю, — сказал второй (он был в телогрейке), — пожар не пожар. Может, нехорошие люди какие, думаю… Тут всё-таки машины у нас. Механизмы.

— Глаза протёрли? — спросил первый. — Чего молчите?

— А что, нельзя костёр зажигать? — сказал Вадим. — Здесь камень, не загорится.

— Откуда сами-то? — спросил тот, что в телогрейке.

— Из Нальчика, — сказал Ахмат.

— Дурак. Из Ростова мы, — сказал Вадим.

— А здесь что делаете? — Это первый спросил.

— Экскурсия, — сказал Вадим.

— Где же ваша учительница или кто?

— Она… это… заболела, — сказал Ахмат. — Грипп.

— Не заболела, а нас послала с заданием… — сказал Вадим.

— Ага, — сказала я.

— Чудная какая. Таких малых-то? — сказал дяденька в телогрейке.

— Чего ты их слушаешь? — сказал первый. — Врут они всё. И девчонка тоже. Это дело надо проверить. Наверно, их ищут давно.

— Никто не ищет, — сказал Вадим. — Нам разрешили.

— Кто разрешил?

— Директор, — сказала я.

Интересно как получается: пока не пришли эти люди, мне ужасно хотелось домой, даже во сне. А теперь я жалела, что ничего не получилось, не будем мы жить в колхозе, ходить за телятами, таскать воду из колодца…

Я знала, что ври не ври, наш побег закончился: дяденьки ни за что не отвяжутся, особенно первый.

— Вставайте, пойдём с нами, — сказал он. — До рассвета недолго. Посидите в конторе. А мы пока позвоним куда надо.

— Куда? — спросил Ахмат.

— Никуда я не пойду, — сказал Вадим.

— Ну-ну, как не пойдёшь? Тогда часового прямо здесь поставим…

— С винтовкой? — спросил Ахмат.

— С пулемётом, — сказал мужчина, — Из-за вас не спи полночи… Так что, сами пойдёте или…

— Идём, Вадим. Всё равно… — сказал Ахмат.

Мне показалось, что голос у него какой-то радостный. А мне было обидно. Честное слово. Так бы здорово пожили… Ещё на птицеферме тоже интересно. Цыплята маленькие, пушистые. И куры — целое белое море. И я в белом халате…

Мы шли уже в сторону вышки.

— Ничего, — тихо сказала я Вадиму. — Можно ещё раз убежать. В Ростовскую область или лучше сразу в Сибирь.

— Отстань ты, — сказал он. — Тебе-то ничего. Тебя отец по головке погладит…

Как это ничего? Я даже обиделась — ведь, кажется, хорошего ему хотела!

Мы подошли к конторе. Мужчина, которого из-за нас разбудили, отпер дверь своим ключом и сказал:

— Садитесь. Будьте как дома.

Мы сели, и мне сразу захотелось спать.

— Орлы! — крикнул вдруг мужчина, которого разбудили. — Вы не удерёте, пока я звонить пойду? Не обманете дедушку?

Это он про того, который в телогрейке, — я теперь разглядела.

— Не обманем, — сказал Ахмат.

Но мужчина ему не поверил.

— Не подпускай их к окну, — сказал он дедушке, — а дверь я запру снаружи. Уж извините.

И он ушёл. Мне было не до разговоров, потому что я обиделась на Вадима и спать очень хотелось.

Ахмат тоже, наверно, заснул, только перед этим сказал мне:

— Помнишь, в лесу как затрещит, ты ещё испугалась? Это кабан был. Точно. Я видел.

— Врёшь ты, — сказал Вадим.

— Ну и не верь.

Сколько раз я за эту ночь засыпала и просыпалась — не сосчитать. Но когда проснулась последний раз, было почти светло и в комнате стояли два милиционера.

— Наделали вы дел, — говорил один из них. — Мамки плачут-убиваются, и нам покоя не было. Весь город на ноги подняли.

— Весь? — спросил Ахмат.

— А что, думаешь, половину? Вставайте, поехали. Нагулялись.

У конторы стояла милицейская машина, синяя с красной полоской…

Ещё я помню, как мама меня всё время спрашивала:

— Ты с ума сошла? Нет, скажи, ты с ума сошла?

Я объясняла им, что у Вадима дома очень плохо, и в школе придираются, и что я хотела помочь ему. И Ахмат тоже. Мы бы написали письмо из колхоза, ну что такого? Ломоносов тоже ушёл из дому, когда маленький был…

— То Ломоносов, а ты глупая, — сказала мама.

А папа сначала всё молчал, а потом вдруг улыбнулся и погрозил мне кулаком.