И тут в него вцепилась ведьма.
Сгустилась снова полутьма.
Но распахнулась дверь сама
И… стаяла как дым тюрьма.
А в лунных отблесках тропа
К опушке прежней увела.
Охотник выбрался из леса,
Над памятью парит завеса,
Лишь воспаленный дивом ум
Печатает: – Колдун… Колдун…
2013г.
Одинокий курган
Здесь нет села и нет поселка
Лишь слышен вой степного волка,
Здесь коршун вьется над убитым,
Легко здесь сгинуть, быть забытым.
Полынью степь в полон взята,
Ковыль как будто клочья шерсти.
Пропавший проклял здесь места,
Здесь дух гуляет черной смерти.
Здесь, где маслины обозначив
Лагутника извив крутой,
Луч солнца ласков, но обманчив,
Роднится с траурной чертой.
Здесь у землицы нет осколка
Где горизонт степи Донской
Шалфей, тысячелистник, смолка
Бы не украсили собой.
Здесь шампиньоны встанут вдруг
В октябрь месяц непогодный
В манящий, жуткий ведьмин круг
И танец водят хороводный.
Здесь в половодье Дон широкий
Питает пресною водой
Курган могильный одинокий
Под путеводной звездой.
А в том загадочном кургане,
Упрятанном от глаз людских,
Прах Князя в каменном кармане
Давно здесь на века утих.
Он, за сожженные деревни
И за пленение селян,
Из Лыбедь-града в эти плавни
Рать славную привел славян.
И растворился ворог в степи,
Не устояв пред силой той,
Но подлые сготовил крепи
Враг хитрый с черною душой.
В честь силы Князя богатырской
На откуп шлет ему дары,
Средь них восточная девица
Необычайной красоты.
Глаза, что уголь, волос – смоль
Во взгляде слезы, даже боль…
Уста как сахар, гибкий стан,
Не устоять, коль славой пьян!
Объятия с девицей хмельны,
Князь русский в своих ласках рьян
И руки воина сильны,
Но в сердце девицы изъян.
Душа ее как ночь в ненастье,
А девичья рука тверда.
Беда тому, кто с ней! Несчастье.
Она воинственна, горда.
Ее любовь не мед – кинжал,
Смертельный яд налит в бокал.
Вино, в нем вех и чемерица
И перестало сердце биться.
Так сгинул славный победитель,
Найдя в земле свою обитель.
Так ум встревожил тот далекий,
Курган могильный, одинокий.
2013г.
В монастыре
Ночь. Захрипела надсадно сипуха…
В келье колышется свет приглушенный.
Пала к иконе послушница жабой;
Кается дева, а месяц – кривуха,
Пастырь, свидетель утех потаённый
В исповедь брызжет немую отраву.
Ветер, внимая молитве вполуха,
Треплет рукой суке совокуплённой
Холку и бродит походкой вихлявой…
Ухнул удод: – Не шумите покуда!
А на горе, темнотой обрамлённой,
Сосны застыли во сне величаво.
Только бы слух дотянулся дотуда:
За облака, там, где месяц надменный
Слушает деву с ухмылкой лукавой,
Зная о тайне затворницы бедной.
Исповедь льется из уст обреченно,
Кается дева, а в чреве порочном