В доме царила суета. Все куда-то бегали, сновали туда-сюда с полотенцами и простынями. Кто-то незнакомый прогремел ведрами. И я невольно подивился: откуда здесь набралось столько народу и чего они все копошатся, как пчёлы в улье?
Это раздражало и мешало сосредоточиться.
А потом меня втолкнули в спальню, жарко натопленную и освещённую десятком свечей.
В первую секунду я растерялся. Уж сколько всего приходилось видеть: и болезней, и ранений, но к родам я оказался морально не готов. Да ещё дышать, как назло, было нечем. Я расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке и отёр мгновенно вспотевший лоб.
— Пусть половину свечей уберут, и воздуха дайте! — скомандовал я и обернулся к Айрель, что стояла за спиной. В отличие от меня, она не выглядела напуганной. Видимо, не впервые принимала участие в подобном деле.
— Всё нормально. Соберись, — прошептала она и ободряюще сжала руку. — Ему надо всего лишь немного помочь. Ты справишься.
Конечно, справлюсь. Куда я денусь.
Я взял себя в руки и решительно направился к постели роженицы. Все сомнения разом вымело из головы, остались лишь знания, опыт и интуиция, что в таких случаях всегда брала вверх и позволяла действовать вне зависимости от обстоятельств.
В первую очередь попытался оценить ситуацию.
Ребёнок отчего-то не желал выходить. Роженица почти уже выбилась из сил, а приглашенная повитуха уговаривая ту ещё немного поднапрячься, давила на живот.
Я без лишних слов подвинул в сторону пожилую, но по-прежнему крепкую и сильную женщину, и приложил ладони к животу госпожи Торвуд. Казалось, всё её тело напряжено, сведено болевой судорогой и оттого больше не подвластно хозяйке.
Не раздумывая, обратился к своему Дару. Направил тоненькие ручейки силы по пальцам. Всего-то и надо было, что расслабить закаменевшие мышцы, помочь выровнять дыхание и правильно направить усилия рожавшей.
Моё вмешательство придало женщине сил — и спустя минуту у меня на руках оказался осклизлый морщинистый комок, завёрнутый в махровое полотенце. Крохотный. Невесомый почти. Совсем тихий. Недвижимый. Но еле заметная ниточка пульса для меня звучала громче оглушающего набата.
Я коснулся выпуклого лобика и, отрешившись от всего прочего, принялся расплетать колючую вязь чужого проклятия. Петелька за петелькой, узелок за узелком. Главное — не спешить, действовать аккуратно и постепенно. И все непременно выйдет.
В какой-то момент внутренне зрение ослепила вспышка. Нестерпимо яркий сгусток толкнулся в солнечное сплетение младенца и тут же отпрянул, не способный пробиться сквозь плотную завесу чужеродной энергии. Я бы мог поймать его. Удержать эту новорожденную душу, что стремилась вселиться в маленькое тельце нового человека. Но отпускать вязь проклятия было нельзя, я должен был завершить начатое. А потому оставалось лишь отпустить её.
Не знаю, сколько прошло времени. Я не замечал ничего вокруг. Пока плеча вдруг не коснулась узкая ладонь.
— Кай, мне пора, — Сказала Айрель, и в глазах её, прежде насыщенно синих, сияло золотое солнце, а взор был обращен на крохотный еле живой комочек в моих руках.
И я понял, что она уходит. Сама. Мне даже провожать её не надо. Лишь распутать последний узелок проклятия.
— Про… — я не успел ничего сказать. Она прижалась к моим губам своими, горячими и отчего-то солёными — и меня изнутри опалило жаром. Капелька солнца стекла по губам, прошла сквозь солнечное сплетение, сияющими ручейками разлилась по венам и с самых кончиков пальцев спустилась к младенцу, оставив на прощание лишь один невысказанных вслух вопрос:
— Ты будешь ждать меня?
Буду.
Тишину помещения прорезал громкий, требовательный крик младенца. Я с трудом вынырнул обратно в реальность и только сейчас внимательно посмотрел на него.
Это была девочка.
Капелька солнца на чистом белоснежном холсте нетронутой ауры. Крохотные ручки. Пяточки размером с большой палец. Беззубый рот и голубые, как у всех младенцев, глаза.
Девочку по моей просьбе назвали Айрель.
Часть 3.3
Пуговка. Пуговка. Запонки. Накрахмаленный воротничок и белоснежные манжеты. Брюки с отглаженными строчками и сюртук, точно подогнанный по фигуре. Ботинки начищены до блеска, но я всё равно ещё раз прохожусь по ним щеткой.
Ежедневный ритуал, в котором давно уже ничего не меняется. На часах без четверти девять. А до моей приёмной, что расположилась на соседней улице, всего десять минут неспешного шага.
Но сегодня выходной, и рабочий день мой начинается с десяти, а потому у меня ещё целый час в запасе. А я, как всегда, забыл и собрался раньше времени. В который раз уже…
Я обвёл взглядом прихожую, раздумывая, как бы скоротать свободное время. Взор задержался на зеркале, будто нарочно вывешенном тут в напоминание того, как неумолимо бежит время.