Так получилось, что я на личном опыте знаком с кинезиологией. Ею пользовалась одна шарлатанка, к которой я, к стыду своему, однажды обратился. Я потянул шею. Мне порекомендовали одну профессиональную массажистку. Массаж, несомненно, может быть очень эффективен, а эта дама как раз принимала на выходных, когда мне не хотелось тревожить своего врача. Боль и отсутствие предрассудков убедили меня попробовать. Диагностическим методом, которым она воспользовалась, прежде чем приступить собственно к массажу, была кинезиология. Я должен был лечь и вытянуть руку, а она давила на нее, проверяя мою силу. Ключом к диагнозу было действие витамина С на мою способность к армреслингу. Но меня не просили принять этот витамин внутрь. Вместо этого (я не преувеличиваю!) мне положили на грудь запечатанный пузырек с витамином С. Это будто бы сразу вызывало резкое увеличение силы моей руки, на которую она давила собственной. Когда я высказал ей свой понятный скепсис, она радостно ответила: “Да, витамин С — изумительная вещь, не правда ли?” Лишь вежливость помешала мне немедленно уйти, и в итоге я даже (чтобы избежать скандала) заплатил за визит.
Чего здесь не хватало (сомневаюсь, что эта дама вообще поняла бы, о чем речь) — это ряда испытаний двойным слепым методом, в которых ни она, ни я не могли бы знать, содержится ли в пузырьке предполагаемое активное вещество, или какое-то другое. Именно так и поступил профессор Хайман в похожей ситуации, которую уморительно описывает Джон Даймонд. Когда, как и следовало ожидать, эта “альтернативная” процедура бесславно провалила проверку двойным слепым методом, ее адепт отреагировал следующими бессмертными словами: “Вот видите? Поэтому мы больше не пользуемся двойным слепым методом. Он просто не работает!”
Значительная часть истории науки, особенно научной медицины, была историей постепенного отвыкания от склонности поддаваться соблазну, полагаясь на чьи-то рассказы, в которых вроде бы (но это только кажется) видны закономерности. Разум — большой выдумщик и еще больший охотник до закономерностей. Мы видим лица в облаках и кукурузных лепешках, предсказания судьбы в чаинках и движении планет. Совсем непросто доказать, что та или иная закономерность реальна, а не порождена обманчивой иллюзией. Человеческий разум должен учиться не доверять врожденной склонности увлекаться и видеть закономерности там, где есть только случайность. Вот для чего нужна статистика, и вот почему ни одно лекарство, ни одну медицинскую процедуру не стоит внедрять, если их эффективность не доказана в ходе экспериментов с использованием статистического анализа, позволяющих последовательно исключать из рассмотрения порождения обманчивой склонности человеческого разума везде искать закономерности. Чьи-то частные соображения не могут служить доказательством общей тенденции.
Несмотря на это, нам нередко приходится слышать, как врач начинает свое заключение словами вроде: “Испытания говорят об обратном, но мой клинический опыт... ” Может быть, это более веское основание для смены врача, чем подсудная медицинская небрежность? По крайней мере, это, казалось бы, следует из всего вышесказанного. Но это преувеличение. Разумеется, прежде чем то или иное лекарство получает сертификат, оно обязано быть должным образом испытано и одобрено цензурой статистической достоверности. Но клиническим опытом зрелого врача можно, по крайней мере, отлично руководствоваться при выборе тех гипотез, проверка которых может стоить труда и денег. Можно сказать даже больше. Правильно это или неправильно (часто правильно), но мы действительно принимаем личное заключение уважаемого человека всерьез. Это относится, например, к заключениям эстетического свойства, в связи с чем знаменитый критик может решить судьбу пьесы на Бродвее или в Вест-Энде. Нравится нам это или нет, люди подвержены влиянию россказней, личностей и частностей.
И это, как ни парадоксально, придает словам Джона Даймонда еще больше убедительности. Это человек, которого мы любим и уважаем за его биографию, и мысли которого нам хочется читать потому, что он так хорошо умеет их излагать. Люди, которые могли бы не прислушаться к массиву безымянной статистики, цитируемой безликим ученым или врачом, прислушаются к Джону Даймонду — не только потому, что он пишет увлекательно, но и потому, что он умирал, когда писал эту книгу, и знал это. Умирал, несмотря на все усилия тех самых средств медицины, которые он защищал от оппонентов, чьим единственным оружием служат россказни. Но на самом деле парадокса здесь нет. Может быть, он и привлек наше внимание своими исключительными качествами и своей биографией. Но его слова вовсе не пусты. Они были бы разумны и убедительны, даже если бы их автор не заслужил заранее нашего восхищения и нашей любви.