Любой порыв к разгадке тайны мог бы стать серьезным препятствием на пути распространения вируса разума. Поэтому нет ничего удивительного в том, что идея «тайнам лучше оставаться неразгаданными» оказывается привилегированным членом группы взаимно поддерживающихся вирусов. Возьмем «таинство пресуществления». Нет ничего сложного и таинственного в представлении о том, что вино превращается во время причастия в кровь Христову в каком-то символическом или метафорическом смысле. Однако римско-католическая доктрина пресуществления заходит гораздо дальше. «Вся сущность» вина превращается в кровь Христову, и остающаяся видимость вина «просто случайна» и «не принадлежит никакой сущности». Простыми словами пресуществлению учат так: вино «буквально» превращается в кровь Христову. Как в туманной аристотелевской, так и в более откровенной формулировке утверждать реальность пресуществления можно, лишь сильно искажая нормальные значения таких слов, как «сущность» и «буквально». В том, чтобы давать словам новые определения, нет большого греха, но если мы используем в данном случае такие слова как «вся сущность» и «буквально», то каким словом нам воспользоваться, когда нам действительно
понадобится сказать, что что-то происходит на самом деле? Как заметил Энтони Кенни[156], описывая собственное недоумение по этому поводу в те годы, когда он учился в семинарии: «С тем же успехом моя пишущая машинка могла быть пресуществленным Бенджамином Дизраэли…»Католики, чья вера в непогрешимые авторитеты заставляет их признавать, что вино физически превращается в кровь, хотя это, по всей видимости, не так, называют это таинством
пресуществления. Стоит, видите ли, назвать это «таинством», и все будет в порядке. По крайней мере, это работает для разума, хорошо подготовленного фоновой инфекцией. Точно такой же трюк порождает «тайну» Святой Троицы. Тайны нужны не для того, чтобы их разгадывали, а для того, чтобы внушать благоговейный трепет. Идея «тайны как блага» приходит на помощь католику, который в противном случае находил бы невыносимым требование верить в такой очевидный вздор, как пресуществление и триединство. И снова вера в тайну как благо образует замкнутый круг, ссылаясь сама на себя. Как мог бы сказать Дуглас Хофштадтер, сама таинственность этой веры подталкивает верующего к сохранению тайны.Крайним проявлением симптома «тайны как блага» служит Тертуллианово Certum est quia impossibile est
(«Несомненно, ибо невозможно»). Это путь к безумию. Здесь хочется вспомнить Белую Королеву Льюиса Кэрролла, которая на слова Алисы «Нельзя поверить в невозможное» возразила: «У тебя, наверно, просто мало практики. В твоем возрасте я всегда уделяла этому по полчаса в день. В иные дни мне даже удавалось поверить штук в шесть невозможных вещей до завтрака». Или Электрического Монаха[157] Дугласа Адамса — трудосберегающий прибор, запрограммированный на то, чтобы верить за других, который умел «верить в такие вещи, что в них с трудом поверили бы даже в Солт-Лейк-Сити»[158] и в тот момент, когда его представляют читателю, верит, несмотря на все доказательства обратного, что все на свете окрашено в один и тот же оттенок розового. Но Белая Королева и Электрический Монах покажутся не столь забавными, если мы поймем, что эти виртуозы веры ничем не отличаются от реальных авторитетных богословов. «Поистине достойно веры, ибо нелепо» (тоже Тертуллиан). Сэр Томас Браун[159] цитирует Тертуллиана одобрительно и заходит еще дальше: «По моему суждению, в религии не хватает невозможного для активной веры» и «Я хотел бы упражнять свою веру на самом сложном, ибо доверие к обычным и видимым предметам есть не вера, но убеждение»[160]. У меня такое ощущение, что мы имеем здесь дело с чем-то более интересным, чем обычное сумасшествие или сюрреалистический вздор, — с чем-то, что сродни восхищению, которое мы испытываем, когда смотрим на жонглера-канатоходца. Как будто верующий получает дополнительный престиж за счет того, что ему удается верить в еще более абсурдные вещи, чем те, в которые удалось поверить его соперникам. Быть может, эти люди испытывают (упражняют) силу мышц своей веры, тренируясь верить в невозможное, чтобы им шутя давалась вера в те просто невероятные вещи, в которые их обычно призывают верить?Пока я это писал, газета «Гардиан» (номер от 29 июля 1991 года) как раз привела прекрасный пример. Я нашел его в интервью с раввином, выполняющим диковинную работу по проверке кошерной чистоты пищевых продуктов вплоть до исходных источников их малейших ингредиентов. В тот момент он пребывал в мучительных раздумьях, ехать ли ему в Китай, чтобы досконально исследовать происхождение ментола, идущего на леденцы от кашля.