Капеллан

Я вскинул трубу на плечо. Пальцы привычно включили комплекс, отщелкнули предохранитель и нажали на курок. Выстрелил я, не целясь, следя, чтоб ракета вылетела в открытое окно, а реактивная струя пришлась в створ двери. Швырнув пустую трубу на пол, я подбежал к Ане и наконец занялся ее рукой. Мне удалось остановить кровотечение и срастить мягкие ткани, когда в комнату вбежали…

– У нас будут проблемы, Кап! – сказал майор, после того как Аню увезли в госпиталь.

Когда я выстрелил, то флайер лег на обратный курс. Улетел он недалеко. Ракета «Пила» обладает способностью самостоятельно находить цель и поражать ее. Флайер она догнала. Разрыв боевой части разрезал его пополам – из-за этого комплекс и получил свое название. Экипаж погиб. В его составе оказался сын генерала, командующего американской группировкой.

Расследовать ЧП прибыла совместная комиссия. На этом настояла российская сторона: ждать объективности от амеров не следовало. Нас допросили. Мы не таились: с чего? Видеокамеры зафиксировали все до мельчайшей подробности. Сказать амерам было нечего: нападение на воинскую часть. Они заикнулись о несоразмерном применении силы, но наши парировали это просто: как повел бы себя американский десант в аналогичных обстоятельствах? Комиссия закрыла дело за отсутствием виновных. Нападавшие погибли, а русские действовали в пределах самообороны.

Все эти дни я не находил себе места. Меня не волновали выводы комиссии. Неприятностей я ждал с другой стороны. Священнику нельзя убивать – даже случайно, даже защищая себя. Я знал, что меня накажут, но надеялся на снисхождение. Владыка обещал похлопотать.

Через неделю после отъезда комиссии меня вызвали к командиру группировки. В кабинете, помимо него, находился владыка Павел. Лица у генерала и полковника были хмурыми. И я почувствовал, как похолодело в груди.

– Проходи! – сказал генерал, когда я доложился. – Стань там. Владыка?

Полковник встал и откашлялся.

– Священный синод отклонил наше ходатайство, – сказал он. – Священник Капитон Головатый извергнут из сана.

Меня словно обухом стукнули. Я так надеялся… Покаяние, ссылка в монастырь – таким виделось мне решение синода. Извержение из сана пересмотру не подлежит, это навсегда. Я потянул с шеи крест.

– Оставь! – рявкнул владыка. – Не ты его вешал, не тебе и снимать.

Он подошел и снял крест, при этом словно обняв меня. Отступив, владыка оглянулся на генерала.

– Приказом по группировке лейтенант Головатый уволен из военно-космических войск в связи с невозможностью его использования по полученной специальности, – сказал тот и добавил: – Погоны снимать я не буду – не заслужил. Сам справишься. Можно и не снимать. В связи с обстоятельствами увольнения лейтенанту Головатому даруется право ношения формы.

Оба офицера смотрели на меня, но я молчал.

– Что будешь делать? – спросил владыка.

– Первым же рейсом улечу на Землю, – выдавил я.

– Тебя задержат по прибытии, – покачал головой генерал. – Амеры объявили тебя в розыск по обвинению в убийстве. Мы подали протест, но, пока отменят, пройдет время. Они успеют тебя осудить – лет на двадцать, если не на все сто. Или ты веришь в справедливый американский суд? Выцарапать тебя из тюрьмы будет трудно, – он помолчал. – В части находиться тебе нельзя – гражданским не положено. Нужно спрятаться.

– Где? – спросил я.

– Есть тут одна планетка, – сказал генерал. – Дикая и неосвоенная, но жить там можно. Землян нет, общество средневековое. Ты лекарь, поэтому не пропадешь. Согласен?

Я кивнул. В тот момент я был готов хоть в ад.

– Вот и хорошо! – обрадовался генерал. – Голым не полетишь. Есть списанный бот – старенький, но вполне рабочий. Оружие тоже списанное, но еще вполне, – генерал усмехнулся. – Если что, отобьешься. Не получится – дашь сигнал. Прилетим. Когда все уляжется, заберем. Думаю, года нам хватит. Максимум – два.

– На месте освоишься, – подключился владыка. – Мы тут сбросились и закупили необходимое. В том числе немного золота и серебра. Банков там нет, пластик не принимают.

Я шмыгнул носом.

– Но-но! – сказал генерал. – Ты мужик, Капитон! Не распускай сопли! «Укурки» не бросают своих.

В тот же день я навестил Аню. Ее раненая рука была забрана в ажурное сооружение из спиц – вытягивали кость. Пуля выбила из нее приличный кусок, поэтому я и не стал сращивать перелом на месте – рука стала бы короче. Увидев меня, Аня вздрогнула. Глаза ее повлажнели.

– Кап!

Я присел на стул у кровати и поцеловал ее в щеку.

– Меня отправляют на Землю, – сказала она, шмыгнув носом. – Будут лечить. Рука, может, и восстановится, но останется шрам. О блузках с коротким рукавом придется забыть.

– Все будет хорошо, – я вложил визитку в ее ладонь. – Когда рука заживет, позвони по этому номеру. Помогут.

– Эрих Куглер? – изумилась она, разглядев визитку. – Ты знаешь, сколько они берут?

– Для тебя бесплатно, – сказал я.

– Почему?

– Эрих Куглер – мой отец. Я говорил с ним. Тебя ждут.

– Мы полетим вместе? – обрадовалась она.

– Нет, – покачал головой я. – Амеры объявили меня в розыск. Придется прятаться.

– Где?

– Тебе лучше не знать.

– Это надолго?