Капетинги и Плантагенеты

Конфликт на рубеже XIII–XIV вв. не внес принципиальных изменений в ситуацию на юго-западе Франции. Однако война обнаружила одно крайне тревожное для французской монархии обстоятельство. Население Гаскони, издавна отличавшееся глубокой самобытностью и духом независимости, в значительной своей части встало во время локальной войны на юго-западе на сторону Англии. Гасконские феодалы, которые в мирное время охотно и много конфликтовали с представителями английской администрации, не только не воспользовались поражениями армии Эдуарда I, но и оказали ему немалую поддержку. Многие гасконские рыцари отличились в боях, некоторые помогали английскому войску денежными средствами. После каждой высадки англичан в их лагерь стекались представители местной знати и рыцарства, что реально усиливало спешно набранное в Англии войско. Абсолютное большинство городов также решительно приняло сторону Англии, в Бордо и Байонне во время «конфискации» герцогства Филиппом IV произошли антифранцузские выступления. Они стали яркой демонстрацией укрепившихся за годы английской власти тесных экономических связей между Англией и гасконскими городами. Как ни велика была сумма поступлений в английскую казну, морская торговля с этой страной была выгодна городской верхушке. Все это, естественно, обострило беспокойство Франции по поводу положения дел в Гаскони после безрезультатной войны. Парижский парламент усилил внимание к апелляциям из Гаскони, которые встречали неизменно благожелательное отношение. Ни одно дело не решалось в пользу английской администрации. Английская корона, ощущая крепнущую социальную опору в герцогстве, начала проявлять некоторую наступательность в своей гасконской политике: решительно преследовала апеллянтов, а также тех, кто во время конфликта обнаружил преданность французскому королю. Некий Бернар Пирю из Байонны жаловался на разграбление дома и имущества «людьми короля Англии, герцога Аквитанского, за то, что во время восстания, поднятого этим герцогом и горожанами Байонны против французского короля, сохранял ему верность, как и подобает».

В 1310 г. Эдуард II попытался найти юридическую лазейку для отмены или хотя бы ограничения права апелляций из Гаскони в Париж и получил от Филиппа IV твердый отказ, изложенный в длиннейшем документе со ссылками на самые сложные казуистические положения. Между английской и французской монархиями постоянно шли бесконечные тяжбы по поводу «недоданных» Англии владений на юго-западе, убытков от войны и т. п. В 1311 г. Эдуард II поручил специально назначенным лицам собрать документы, подтверждающие неполное выполнение Францией условий Парижского договора 1259 г., а также «относительно притеснений, нарушений и обид, причиненных нам и нашим слугам в этом герцогстве со стороны короля Франции»⁴². Документы должны были фигурировать на специальном совещании, которое английский король намеревался собрать в Вестминстере для обсуждения гасконских дел. В следующем, 1312 г. Эдуард II назначил для представительства в парижском парламенте не одного, как прежде, а сразу двух прокураторов «из-за опасностей, которые, – писал король, – могут сейчас угрожать в этой курии нам и нашим делам в этом герцогстве»⁴³. Своим наместникам в Гаскони английский король предписывал «сохранять и оберегать наш статус в этом герцогстве и наши права, ущемляемые там, не допуская узурпации по отношению к нам»⁴⁴. Эдуард II решился даже поручить виконту Беарна – традиционному лидеру гасконской оппозиции – набрать специальное войско для защиты короля «от притеснений» на юго-западе.

При анализе писем Эдуарда II в Гасконь создается впечатление, что чем менее популярным становился он в Англии, чем очевиднее росло недовольство его политикой, тем более цепко он держался за свое последнее континентальное владение. Оно давало средства, а значит – относительную независимость и опору. Не случайно именно из гасконских земель и поступлений сделал Эдуард II в 1308 г. щедрые пожалования в пользу своего фаворита Гавестона, ненавидимого в Англии.

Былые семейные раздоры Плантагенетов и Капетингов все дальше и дальше отступали в прошлое, «английская Гасконь», казалось, стала уже чем-то совершенно другим по сравнению с приданым Алиеноры, но новая волна напряженности между королевствами зарождалась именно здесь. И конечно, было очевидно, что инициатором конфликта станет именно английский правящий дом, который не до конца расстался с воспоминаниями об «Анжуйской империи» и к тому же ощутил новый, гораздо более серьезный, чем в XII в., экономический интерес к владениям на юго-западе Франции.