Капетинги. История династии (987–1328)

По правде сказать, эта скорее позитивная оценка правления Филиппа I была сделана сравнительно недавно. Старая историография поддалась впечатлению от суровых суждений хронистов, принадлежавших к среде духовенства и, как следствие, слишком чувствительно относившихся к ссорам Филиппа с Церковью, которая тогда находилась в самом разгаре реформирования. Иногда практически дословно повторяя этих хронистов, историки старой школы рисовали в крайне мрачных красках образ короля и его царствования: не стоило ничего хорошего ожидать от этого «тучного и чувственного гурмана, рано опустившегося из-за удовольствий за столом и в постели», «раба утех», которые ему приписывали, не считая «сладострастной Бертрады де Монфор», этой «коварной и циничной женщины», которую король украл у ее законного мужа. Этот умный, но чувственный, алчный и неповоротливый государь продемонстрировал «поразительное бездействие» на протяжении «одного из самых долгих, но и самых бессодержательных царствований»[54].

Сейчас историки подводят совсем иной итог правления Филиппа. Недавно проведенный дипломатический анализ актов, составленных королевской канцелярией[55], показал, что ее деятельность понемногу активизировалась; кроме того, формальное качество выпускаемых текстов свидетельствует о примечательной памяти. Акты Филиппа I воспроизводят каролингский формуляр, сохранившийся в употреблении и в особенности возвращенный в оборот при Роберте Благочестивом. Этот классический формуляр отныне был очищен от дополнений — прежде всего подписей многочисленных свидетелей, — которые его искажали. С начала 70-x гг. XI века королевский акт обрел прежнее достоинство и стал диверсифицироваться в зависимости от возраставших нужд адресатов. Именно тогда в обиход вошел приказ (mandement) короля одному из его служащих, что свидетельствует о возрастающей роли письменности в делах текущего управления. Со ста семьюдесятью двумя сохранившимися актами (включая те, что были составлены самими адресатами и дополнены королевской канцелярией) производство документов существенно выросло, но все равно оставалось очень скромным. Заметим также, что некоторые королевские дипломы снова нашли адресатов, казалось бы, утраченных вот уже несколько десятилетий: земли к югу от Луары, Нормандия… С этой точки зрения начался процесс тихого возрождения.

Королевское окружение

Исследование королевского окружения — такого, каким оно предстает в перечне свидетелей, — позволяет сделать выводы об аналогичной эволюции[56]. Великие чины начали составлять зародыш постоянного двора. Конечно, это пока не центральная администрация; и до англо-нормандского или фламандского дворов той эпохи ей все еще довольно далеко. Но нельзя отрицать: в зеркале дипломов королевский двор предстает в известной степени наделенным организацией и осознанием выполняемых обязанностей, в отличие от двора Генриха I. Конечно, социальная среда, в которой жил король, не изменилась: крупные вассалы появлялись при дворе только в исключительных случаях — и никогда все одновременно. Представление о том, что король правит по совету своих магнатов, занимавшее основополагающее место в политической мысли своего времени, не претворялось в жизнь по вине самих магнатов. Епископы северной Франции, до того времени присутствовавшие при дворе, стали реже посещать его после 1077 г.: возможно, они больше времени стали проводить в своей епархии, в соответствии с духом григорианской реформы.

Великих чинов и прочих привычных приближенных короля выбирали из шателенской аристократии Иль-де-Франса, а случалось, и из простых рыцарских линьяжей. Именно тогда Гарланды, Ле Бутелье из Санлиса, семейства Даммартен, Монлери, Монморанси, Монфоры появляются при дворе, где они приберут к рукам служилые должности и обзаведутся родственными связями. С правления Филиппа I некоторые из этих линьяжей примут графский титул, как графы Бомона или Рошфора. Они поделили между собой посты сенешаля (ответственного за войско), камерария (хранителя казны и отвечавшего за доступ к королю), коннетабля (осуществлявшего военное руководство на местах), кравчего (заведовавшего поставками провизии и домениальным управлением). Обязанности, прилагавшиеся к каждому титулу, не были строго очерчены. Канцлер всегда был представителем духовенства, часто епископом — или будущим епископом.

В ту же эпоху начинают проступать контуры местной администрации: королевские прево становятся постоянным институтом. Речь идет о чиновниках, заведовавших имуществом домена, но они не имеют никакого права вторгаться на земли, которые не принадлежат лично королю. Тем не менее прево представляют собой первую ступень в процессе возрождения королевской администрации.

Благоприятная экономическая конъюнктура