Капетинги. История династии (987–1328)

В результате короли, которые были друзьями монахов и с которыми папские легаты были вынуждены считаться, могли по-прежнему опираться на епископат и притязать на ту долю божественной власти, какую им гарантировало миропомазание. Обряд рукоположения епископов все больше напоминал библейский обряд помазания царей Израиля. Так подчеркивалась причастность Капетинга к епископскому служению в качестве посвященной особы. Короля мазали миром, как епископа, и другие элементы ordo помазания тоже способствовали «епископализации королевской власти» — облачение в одежды иподиакона и диакона, причащение под обоими видами. В XI в. Реймсский собор окончательно утвердился в качестве места помазания королей. Но булла, которой Урбан II в 1089 г. подтвердил эту прерогативу архиепископа Реймсского, стала поводом, чтобы впервые назвать Капетинга «Христианнейшим Королем».

Глава V Дeревня во Франции с XI по XIII в. ( Франсуа Менан )

В капетингской Франции деревня в количественном отношении была намного весомее города. Еще на рубеже XIII–XIV вв., после того как городское население в течение нескольких поколений росло быстрыми темпами, как минимум 85 % французов были сельскими жителями, почти исключительно земледельцами. Впрочем, именно развитие сельскохозяйственного производства позволило все более многочисленным горожанам (покинувшим сельскую местность во время активного исхода из деревни) кормиться, специализируясь на ремесле и торговле. По сравнению с новыми социальными группами, возникшими таким образом, крестьянский мир сохранял единство и постоянство, по меньшей мере внешне. Прежде всего в том, что касалось социального положения: при Филиппе Августе крестьянин точно так же оставался внизу, как три века назад, когда Адальберон Ланский поместил его в самый низ сословного общества. Его юридический статус во многих сеньориях, конечно, изменился, и изменился в корне — деревенские жители в массовом порядке освободились от серважа, а некоторые объединились в общины. Но серваж еще существовал, и не в одном регионе, а власть, богатство и почет по-прежнему доставались не крестьянину, пусть освобожденному, а знати и клирикам, к которым теперь добавились богатые бюргеры; впрочем, личный успех почти неизбежно превращал крестьянина-выскочку в горожанина. Поэтому крестьянин, неизменно воспринимаемый как низший член общества, в течение этих трех веков удивительного подъема воплощал стабильность, постоянство: его повседневная жизнь протекала в пределах ближайших территорий и в ритме полевых работ, которые строители церквей, даже в городе, неспроста выбирали, чтобы напомнить о неизменном круговороте месяцев в году. Резкие перемены погоды, предвещавшие неурожай или изобилие, приезд сеньора и споры с его министериалами, памятное появление купцов или солдат были главными событиями, которые становились вехами в его жизни; именно на них как на отправные точки ссылались крестьяне, когда им предлагали что-либо вспомнить, например, как свидетелям на суде.