Больной Г., 29 лет, геолог. Отец — замкнутый, малообщительный, в молодости жаловался на приступы «тоски». Мать психически здорова. Больной родился вовремя, в раннем детстве перенес корь, коклюш, стоматит. В последующем отмечались частые ангины. В дошкольном возрасте был неспокойным, упрямым, драчливым. После 9 лет стал спокойней, хорошо учился, помогал родителям по хозяйству. В старших классах увлекался математикой, много занимался, читал. В десятом классе однажды был высмеян товарищем, сказавшим, что у больного «цыплячья шея». Придя домой, долго разглядывал себя в зеркало, был поражен тем, что, «оказывается, никогда не видел себя сзади, не знал, что шея такая тонкая и отвратительная». Впал в депрессивное состояние, плакал, хотел перейти в другую школу. Стал отпускать волосы, закрывая ими шею, на уроках сидел в шарфе, говорил, что простужен. Стал малообщительным, избегал общественных мест. Окончив десятилетку, поступил в МГУ на геологоразведочный факультет. Учился успешно, однако по-прежнему постоянно носил на шее шарф, сторонился сокурсников, был замкнут. Во время летних каникул влюбился в однокурсницу, признался ей, но был отвергнут. Тяжело переживал отказ, впал в депрессию. Был уверен, что «все из-за уродливой шеи». Плакал, хотел уехать «куда глаза глядят», перестал есть. По просьбе родителей был проконсультирован дежурным психиатром Москвы и стационирован в психиатрическую клинику. Физический и неврологический статусы: норма. Психический статус: полностью ориентирован, подавлен, на контакт идет с трудом. Говорит, что ему «тяжело жить с таким уродством», просил помочь ему «медицинскими средствами». С больными общается мало, большую часть дня проводит в кровати. Назначена шоковая терапия и лечение антидепрессантами. Настроение заметно улучшилось, больной стал значительно живее, общительнее, охотно играл в шахматы. Тем не менее от идеи уродства не отказался, хотя и говорил, что «теперь это беспокоит не так сильно». Выписан в спокойном состоянии через 2 месяца после стационирования. 6 месяцев чувствовал себя нормально, хотя постоянно носил на шее шарф. Охотно посещал занятия в МГУ, но с сокурсниками был отчужден. С родителями был формально вежлив, но близких, доверительных отношений не имел. Много читал, старался вести уединенный образ жизни, в общественных местах бывал редко. Состояние ухудшилось, когда больной узнал, что девушка, в которую он был влюблен, вышла замуж. Впал в депрессивное состояние, перестал посещать лекции. Неожиданно нанялся в геологическую экспедицию, уехал в Западную Сибирь. Провел в экспедиции 47 дней. Вначале вел себя нормально, старался быть общительным, с интересом ходил в поиск, помогал товарищам. Затем в поведении больного появились «странности», он перестал есть вместе со всеми, старался быть один. Потом отказался от работы, сказав, что у него «шея онемела», не выходил из своей палатки. После консультации психиатра был стационирован в местную психиатрическую клинику. Физический и неврологический статусы: норма. Психический статус: полностью ориентирован, подавлен, о своих переживаниях говорит с трудом. Часто повторяет, что для него теперь «жизнь закончилась» и что он «хотел бы жить там, где нет людей, которые могут только насмехаться». С больными и медперсоналом отчужден. Назначена шоковая терапия, аминазин, антидепрессанты. Настроение улучшилось, больной стал общительнее, но от идеи уродства не отказался. При появившемся после лечения спокойствии и внешне вполне правильном поведении больной в то же время стал обнаруживать все более отчетливую склонность к резонерству, к монотонно однообразным ответам. Так, на вопрос, беспокоит ли его шея, больной мог начать говорить очень пространно и путано о том, что «все мы живем на одной планете», что «каждый из нас человек, а не кто-нибудь еще», что «нужно всегда помнить, что ты человек». Рассказывал врачу, что в последнее время чувствовал себя каким-то измененным, с ним «что-то произошло», но описать подробно это чувство он не может, так как «никогда раньше ничего подобного он не испытывал». Выписан через 4 месяца после стационирования. При выписке был спокоен, довольно общителен, охотно говорил с врачом, но только не на тему его мнимого уродства. В последующие 10 лет стационировался в психиатрические клиники 6 раз. Последние 4 года постоянно носит на шее некое подобие корсета, называет его «ошейник». Говорит, что в «ошейнике» чувствует себя «по-человечески». Снимает «ошейник» только на ночь.
Голос
Разденьте больного.
Голос
Снимите с больного «ошейник».