Капитали$т. Часть 1. 1987

— И «Видели ночь» слышал?

Я киваю и улыбаюсь. Мы, не сговариваясь, хором начинаем орать: «Видели ночь, гуляли всю ночь, до утра-а-а!» Она смеется, и глаза ее горят. Я говорю, что песня очень в тему.

— А «Последнего героя» тоже слышал? И «Восьмиклассницу»?

Я — продвинутый молодой человек, в курсе последних трендов — утвердительно киваю. Слышал, конечно.

Светит луна, мы поем «Восьмиклассницу», а потом она говорит с сожалением, что по телеку такое не покажут. Я загадочно улыбаюсь и говорю, что все может быть.

Затем мы обсуждаем песни «Наутилуса», у них есть целый альбом, из которого я слышал только «Князя тишины». Впрочем, этого вполне достаточно. Акции мои не просто растут, а взлетают!

Мы разговариваем, но слова и их смысл не имеют значения. Имеет значения звук ее голоса, интонации. Я пьян — ее голосом, глазами, майским вечером, луной. Ну и этим проклятым ликером, конечно. Хочется рассказать ей все. Облегчить душу. Но я сдерживаюсь, я обречен сдерживаться, это мое проклятие…

— …у подруги смотрели фильмы… ты вообще какие фильмы любишь?

— Хорошие, — говорю я автоматически. — «Полицейская академия», «Назад в будущее», «Зубастики», — я пытаюсь вспомнить чего-нибудь из годного голливудского ретро, но голова соображать отказывается категорически. — «Пятница 13», — добавляю с отчаянием в голосе. — И «Индиану Джонса», конечно!

Она смеется.

— Понятно, как все мальчишки… а вот мы с подругой смотрели «Голубую лагуну». И еще «Девять с половиной недель». Это… для взрослых фильмы. Понимаешь?

— Понимаю. — Я улыбаюсь. Такое древнее ретро, почти антиквариат. — Видел и «Лагуну» и «Девять с половиной недель».

— Серьезно? — говорит она и смотрит на мня с удивлением.

А я начинаю тихонько напевать что-то из «You Can Leave Your Hat On» Джо Кокера.

— Потрясающий фильм, — говорит она. — И этот артист…

— Микки Рурк, — подсказываю я.

— Да. Микки Рурк. Он вообще фантастический. Нет, у нас тоже есть классные артисты, но это… совсем другое… ты же понимаешь, да?

— Понимаю, — говорю я. — Другой мир. У нас такого нет. Это я очень хорошо понимаю.

Я обнимаю ее за талию.

— А ты классный, — говорит она, и наши лица сближаются…

… потом мы возвращаемся обратно. Искать дачу приходится долго — все номенклатурные домики похожи один на другой. Как счастливые семьи. Но мы все же находим: «Gimme! Gimme! Gimme!» — гремит «Абба» из распахнутого окна.

— Запомнил телефон? — спрашивает она перед тем, как зайти. Я киваю. Запомнил.

Когда мы вошли, нам открылось печальное зрелище. Переполненная окурками пепельница. На столе пустые бутылки, а под столом — смятые пивные банки. После ликера и пива наши друзья решили догнаться «Советским шампанским». Не самое мудрое решение.

Инка Копытина мирно спала на диване — по всей видимости, такой убойной дозы веселья ее организм не выдержал и отключился.

Витёк сидел за столом. Увидев нас, он здорово удивился:

— Лёха?!! И ты… и вы приехали?! Вот молодцы! Правильно. А мы здесь… — Витёк осмотрелся по сторонам, пытаясь понять и сформулировать, что же они здесь делают. Но понять и сформулировать, похоже, не получалось.

— А мы — здесь! — подытожил Витёк, придав предложению законченную форму. — И вы — здесь! — Тут Витёк радостно улыбнулся, как человек, решивший сложную и важную задачу. — Мы все — здесь!

Вадим и Тарик лихо, но не очень уверенно отплясывали под «Аббу». У Тарика получалась какая-то модернизированная лезгинка, а Вадим изображал нечто плавное и восточное, при этом, ребята изо всех сил старались сохранить равновесие и не на жизнь, а на смерть боролись с бездушной земной гравитацией. Очень жаль, что видеокамеры в те славные дни не получили массового распространения! Если бы заснять танец моих одноклассников и выложить в сеть в мое время, то миллионы просмотров были бы гарантированы железно, а видосик стал бы вирусным.

Мы с Мариной долго смеялись, и потом она сказала, что хорошие у нас все же ребята. Я согласился. Хорошие ребята, тем временем, устали танцевать и Тариэл категорически потребовал еще шампанского. Наверное, возомнил, что находится в ресторане. Я попытался вернуть заблудшего одноклассника с небес на землю и строгим голосом напомнил ему, что в стране объявлен сухой закон, а он, Тариэл, — комсомолец, дававший соответствующую клятву. Тариэл выслушал нотацию очень скептически, а когда я закончил — выругался на двух языках, причем, слово «перестройка» так и не смог произнести ни на одном, хотя и пытался несколько раз, добравшись в самой удачной попытке до третьего слога. Впрочем, Тарик не растерялся, а смело заменил его наиболее подходящим по смыслу коротким синонимом — «х…я».

Натанцевавшись, мои друзья начали засыпать и делали это в наименее подходящих для отдыха местах — Витя уронил голову на стол, Тарик пристроился на украшенном восточными узорами ковре, а Вадик попытался отыскать диван, но не преуспел в этом и покорился судьбе возле входной двери.