— Приехали, — говорит он, когда мы входим в кафе. Яков Наумович чем-то недоволен. — Ну садитесь уже, раз приехали.
— Все в порядке? — осведомляюсь я у него. Кажется, напрасно осведомляюсь. В ответ я получаю лекцию о том, что в порядке далеко не все — здоровье, родственники, пенсия («вы знаете, какая у меня пенсия⁈»), качество современных продуктов, газеты…
— Вот я читаю газету, — говорит Яков Наумович, — с отвращением показывая на лежащую здесь же на столике «Комсомолку» и мне становится тошно. Это же немыслимо, что они пишут, вы почитайте!
— Яков Наумович… — говорю я и в голосе у меня ангельское терпение. — Мы все привезли…
Я извлекаю из спортивной сумки газетный сверток.
— У меня тоже все готово, — говорит Яков Наумович. — Он передает мне конверт, лежащий тут же, под газетой. В конверте — серо-зеленые купюры.
— В этот раз еще по девять, потому что мы с вами договаривались, — строго говорит Яков Наумович. — В следующий раз будет по девять с полтиной, предупреждаю сразу.
Глава 3
Да, валютного рынка в СССР не существовало. Был официальный курс советского рубля по отношению к иностранным валютам — именно по такому курсу иностранные туристы должны были сдавать валюту государству. Но, свято место пусто не бывает. Неофициальный валютный рынок существовал даже в те времена, когда за такие дела полагалось «вплоть до высшей меры наказания». Существовал валютный «черный рынок» и на закате Перестройки. Был он неуправляемым и хаотичным, единого курса не было, курс определялся балансом предложения и спроса, а также — фактическим наличием валюты. Так, в зависимости от конкретной ситуации, доллар мог стоить и шесть, и восемь, и девять рублей. Яков Наумович по своему обычаю выкатывал нам максимальный курс, но оно того стоило — мы совершенно точно были уверены, что Яков Наумович не наведет бандитов и милиционеров и не всучит подделку.
Спросом пользовались не только американские доллары, но и немецкие и финские марки, в меньшей степени — английские фунты. В нашем «золото-валютном резерве» было около пятидесяти тысяч долларов — преимущественно в американской валюте, но имелись и западно-германские марки, и царские червонцы. Среди зарождающегося класса бизнесменов с нашими финансами мы считались середнячками — мелких цеховиков-производителей и джинсовых спекулянтов мы уже переросли, но в элиту теневого бизнеса еще не попали. Открытие банка и сотрудничество с Орловским и Хоботовым резко повысили наш заработок, а вместе с ним и наш статус. Валюта для нас была самым простым способом хранения заработанного. И вот, Яков Наумович опять повышает курс…
— Все понятно, Яков Наумович, — говорю я с грустью.
— Хорошо, если понятно, — сварливо отвечает он.
— Интересно, на кой хрен Якову Наумовичу деньги? — задумчиво сказал Валерик, когда мы ехали по домам. — Ему же страшно сказать сколько лет уже! Дедушка дедушкой. А туда же!
— Он игрок, — ответил я. — Это же все как азартная игра, у него блеск в глазах, он моложе становится, когда бабки зарабатывает… Деньги как фишки, а рулит всем тяга к игре. Он и в другие времена не боялся рисковать… сильный мужик.
— Жаль его немного, — сказал Валерик. — Всю жизнь прятался, таился, ментов и разбойников боялся, что отнимут, а самого посадят или вообще грохнут. А тут свобода пришла, но и годы уже не те… Сидит, минералку пьет… Ни молодости, ни здоровья нет… Обидно, наверное.
— Это нам обидно, — сказал я, — доллары по девять пятьдесят зарядил, я про такой курс и не слышал никогда! Самая последняя гнида-валютчик меньше берет.
— С другими опасно, — сказал Валерик. — Сам понимаешь, если кинут, то в милицию жаловаться не побежишь…
Валерик говорил правду — мошенничество процветало. Обманывали при поставках товаров и при расчете, обманывали друг друга кооператоры, теневые дельцы и профессиональные кидалы… Буквально на наших глазах разорялись новосозданные кооперативы, люди загонялись в огромные долги, мошенничество грозило полным экономическим параличом. Милиция и суды здесь мало чем могли помочь, поскольку почти весь бизнес делался в тени и с теми или иными нарушениями закона. Как в нашем случае с валютой, например. Мы определенно тянули на уголовку.
В ДК медиков мы теперь занимали две смежные комнаты — как раз между клубом любителей аквариумных рыбок и ансамблем балалаечников. Обстановка в нашей конторе оставалась все такой же скромной и даже аскетичной, как при открытии. Единственным излишеством был современный с массой наворотов телефон, который не трезвонил, как его отечественные собратья, но издавал мелодичную трель.