Капиталисты поневоле

Не существует способа проследить, кто незаменим для организации отъема ресурсов, и именно в этом вопросе отчетливо видны различия между марксистской теорией и теорией конфликта элит. Для Маркса классы определяются по способу производства, и фракции классов создаются в процессе развития производительных сил. Теория конфликта элит перевертывает эту причинно-следственную связь, утверждая, что система производства определяется возможностями элит организовать систему экспроприации, хотя иногда организация экспроприации у элит соответствует структуре производства и определяет ее.

Теория конфликта элит соглашается с марксистской в оценке относительных возможностей и интересов. Тем не менее организационные возможности элит и их способности отражать удары и подчинять себе конкурирующие элиты могут измениться еще до изменения производства. Это справедливо даже для тех элит, которые являются фракциями класса. Мощь элиты определяется структурой отношений между элитами. Удобный случай для элиты увеличить свою мощь открывается в зазорах межэлитных отношений. На самом деле часто невозможно вывести итоги конфликтов элит из существующих производственных отношений. Таким образом, основанный на производстве анализ фракций классов совсем необязательно позволяет предсказывать масштабы и результаты элитного конфликта. Тем не менее сила, полученная в результате конфликта, недолговечна, если только она не укореняется в производственные отношения.

Теория элит в истории в основном весьма пессимистично оценивает возможности классовых конфликтов преобразовать классовые отношения. Одну из причин этого пессимизма подсказывает диалектика самого Маркса. В каждый переходный период, исключая переход к социализму, новый правящий класс — вовсе не один из антагонистических классов, вовлеченный в борьбу, которая, как Маркс обнаружил, эндемично присуща старому социальному порядку. В результате Маркс представляет некоторый механизм изменения производительных сил, которое может перестроить производственные отношения, дать рождение новому классу с его возможностями и интересами, отличными от возможностей и интересов двух старых антагонистических классов.

Метод Маркса сталкивается с эмпирическими трудностями. Так как большинство конфликтов случается между двумя старыми классами, сложно различить приметы нового класса на трансформирующих событиях. Одним из способов решить эту головоломку будет признание того, что трансформирующий агент изначально не является классом сам по себе и для себя. Напротив, он развивается как побочный продукт, структурное приращение битв между старыми классами. Беспокойство и марксистов, и немарксистов по поводу феодальных и капиталистических государств вызвано осознанием того, что все государства являются продуктами деятельности существующих социальных акторов и одновременно той средой, где могут сформироваться новые социальные отношения и интересы.

Модель элитного конфликта подсказывает логику, которая может объяснить долгую неподвижность классов в рамках существующих способов производства и предсказать, когда и почему сформируются новые классовые интересы. Если признать, что правящие агенты в обществе имеют различные интересы, при том что они одновременно являются частью некоего класса и членами отдельных элит, то можно объяснить, почему возможности правящего и подчиненного классов развиваются с разной скоростью. В этой модели подчиненный класс-производитель ограничен производственными отношениями и организационными аппаратами множественных элит. В то же время возможность действия[10] правящего класса ограничивается его двойственным интересом: поддерживать и свою классовую силу, и автономию от других, конкурирующих элит.

Моя модель показывает, что различные возможности действия заключаются в структурах элиты и классовых отношениях. Последние ограничиваются силами элиты и класса, в то время как отношения элит еще могут измениться, не обязательно влияя на классовые отношения. Модель элитного конфликта при объяснении исторического изменения строится на отсутствии симметрии и отставании по времени между изменениями в элите и в классовых отношениях. Классовые ограничения, накладываемые на элиты, менее непосредственны и тотальны, чем элитные ограничения, накладываемые на действенность класса.