Капитализм кризисов и революций. Как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм

В странах западного капитализма имели место отличные процессы, со временем оказавшие влияние на «социалистический лагерь». Пролетарская революция, о которой говорил Маркс, поднялась в первой половине XX в. как великая волна. В государства с феодальными пережитками она принесла модернизационную революцию нового поколения. В ней рабочий класс был главной движущей силой, но радикализм преобразований был обеспечен энергией возмущенного крестьянства. В странах с утвердившимся к тому времени промышленным капитализмом пролетарское движение также поднялось, но расстановка сил здесь оказалась иной, нежели в России или Китае. Самым решительным политическим организатором этого движения в странах развитого промышленного капитализма были коммунистические партии. Социалисты и социал-демократы выражали материальные и политические требования рабочих в менее радикальной форме. Кризис 1929-1933 гг. показал: капитал не может не идти навстречу рабочему классу, поскольку экономике нужно повышение спроса с его стороны. После Второй мировой войны эта необходимость нашла выражение в кейнсианской экономической политике. В этом смысле рабочий класс одержал крайне важную победу, избавлявшую его от бедности в группе экономически наиболее передовых государств. Так возникло «общество потребления».

Впервые указал на то, что это изменение должно рассматриваться как результат своеобразной пролетарской революции Андрей Коряковцев. Также оно может быть оценено как реализация прогноза сделанного Марксом в рукописях 1844 г. Рассматривая вопрос о политической активности пролетариата, Коряковцев сказал: «Политическая деятельность является потребностью рабочего класса, поскольку, только участвуя в ней, он удовлетворит свои классовые интересы. Но она не является потребностью эмпирических пролетариев, поскольку их жизненные, житейские цели и задачи лежат вне пределов политической сферы общества». По оценке Коряковцева, политические теории, «начиная с учения Ф. Лассаля, который первым стал создавать национальную пролетарскую партию, а затем ленинизм, троцкизм, сталинизм, учение Д. Лукача, грамшианство и т. д.», следует «выделить и противопоставить классическому марксизму как просветительские теории рабочего класса»[9]. В итоге политическая активность рабочего класса во второй половине XX в. снижается в силу удовлетворения его материальных запросов.

Коряковцев заключает: «Маркс ошибся не столько в предсказании мировой пролетарской революции, сколько в определении ее конкретных результатов». Им можно считать создание такой социальной системы, «перераспределительного социализма», где сохраняется капиталистический способ производства, но его продукты становятся более доступными для рабочего класса в силу социальной политики государства и кредита. Мысли эти были развиты им вместе с Сергеем Вискуновым в работе «Марксизм и полифония разумов», посвященной обнажившимся в XXI в. проблемам философии марксизма[10]. Они отмечали: игра в марксоведение и коллекционирование знаний о различных течениях марксизма заслонили от большинства левых мыслителей изменение капитализма, поведения и мироощущения рабочего класса.

Трудящиеся остыли к радикальным идеям и в странах «реального социализма».

Реставрация частной собственности – таким оказался результат «социалистических» революций. То была политическая катастрофа для левых. Однако еще важнее оказалось фиаско радикального марксизма, провозглашавшего скорый, уже наступающий крах якобы отжившего капитализма. Этот общественный строй на практике доказал, что не был понят в должном виде: даже великие революционные мыслители, такие как Владимир Ленин и Лев Троцкий, принимали желаемое за действительное и ошибочно понимали предстоящее. Немногим лучше оказался Иосиф Сталин. Хотя он все же сделал ставку не на Коминтерн, а на прагматичную внешнюю политику и начал восстановление важных для национального развития буржуазных символов. С началом холодной войны эти процессы оборвались.

Авторам советских учебников научного коммунизма крах капитализма виделся скорым. Они находили множество «доказательств» его общего кризиса, упадка, вырождения и надвигающейся гибели, тогда как никакого серьезного инструментария к анализу этого строя не применяли. Глубину его истории измерить не пытались.

Было несложно предсказывать конец эксплуататорского общества на основе циклических кризисов, войн, социальных протестов или распада колониальной системы европейских стран. Пророчества эти не стоили ничего, поскольку ни на что, кроме впечатлений, не опирались. Большая логика развития капитализма была пророкам неизвестна. Теория была догматизирована и вульгаризирована, и даже передовые марксисты не всегда знали, как быть с новыми фактами.