Капитализм (сборник)

– Там триста двадцать тысяч. Ты, наверное, думаешь, что мы бандиты какие-то, налетчики, банк ограбили, людей в капусту порубили и все такое. А ведь ничего не было этого. Не было никакого налета! Да, я в банке работала. И вот, представь себе, один-единственный раз в жизни меня выбирает верная, заманчивая дорога. Да их, впрочем, полно было, дорог этих, и раньше, но я тогда еще не понимала, что они мои. В общем, один состоятельный клиент должен получить у нас триста двадцать тысяч евро наличными. Все заранее обговорено, он звонил несколько раз и т. д. и т. п., но в лицо его никто не знает, понимаешь. А деньги я выдаю! Так почему бы мне не выдать эти деньги на полчаса раньше не ему, а какому-нибудь хорошему другу? Почему бы нет? Но только после этого – разрыв. Я имею в виду полный разрыв – с банком, со старой жизнью, со всем, что связывало меня. Нет возврата в прошлое! Я нашла этих двух охламонов – потому что надо двух, потому что состоятельный клиент за такой суммой один не придет, а обязательно с телохранителем. Двое – значит, нет никаких подозрений. И вот, представь, один кидает! Нагло кидает, цинично! Думает, что он крут, как яйца мамонта, и сматывается со всей суммой. Мы ищем его, ищем, ищем. Ладно Владик подстрелить его успел, а то бы фиг нашли. Кстати, ты думаешь, этот Владик – муж мой или там любовник какой-то? Да я его едва знаю! Вот как тебя знаю, так и его. Так что нас ничто не связывает. Абсолютно. Ладно, находим. И тут выясняется, что деньги присвоили себе какие-то левые мужики. Работяги. Вот ты представь мою обиду, мое разочарование. Что, они разработали этот план? Что, они дрожали, когда деньги пересчитывали и подставным людям отдавали? Они обоссались, как я обоссалась, когда меня директор в коридоре остановил и стал какие-то тупые вопросы задавать? А я обоссалась, Леня, я реально обоссалась. Моча по ляжкам текла, чуть лужа не образовалась. Они пережили все это, что я пережила? Нет! Ну так какое же у них право лишать меня радости жизни? Скажи мне, какое?

– Нет такого права, – вздохнув, согласился я.

– Правильно, нет! Это моя дорога. Она меня выбрала, мне по ней идти! Думаешь, в ней счастье какое-то есть? Нету! Только горечь и боль за то, что пришлось пойти на воровство. И еще неизвестно, скрасишь ли деньгами, которых на самом деле там совсем немного, эту горечь? Избавишься ли от боли?

– Да уж, – кивал я. – Да уж…

– Ну что, Леонид, – смотрела на меня Марина. – Ты отдашь мне деньги?

Я испуганно стрельнул в нее глазами.

– Какие деньги? – бормотнул.

– Ну это же ты перепрятал их из тайника вашего бригадира! Где ты их оставил? Ведь не мог же далеко. Прямо там, на поляне, рядом с коттеджем? А где именно?

– Марина, – смотрел я на нее, – я не брал эти деньги. Я понятия не имею, что с ними произошло.

Она тоже смотрела на меня. Долго. Пристально. Потом рассмеялась.

– Ну конечно, конечно! – гладила она меня по плечу. – Я думаю, раз я такая хитрожопая, то все вокруг непременно должны лохами оказаться. Куда им до меня, и все такое. А мир же сложнее, мир гораздо сложнее. И люди в нем несоизмеримо сложные. Знаешь, ты с каждой секундой растешь в моих глазах. Я понимаю сейчас, что ты очень глубок и неоднозначен. Так интересно, познавательно чувствовать это! Да, да, правильно, у тебя же своя дорога. Своя. Она выбрала тебя, и ты понимаешь, что этот выбор односторонний, что он однозначный, что по дороге надо идти до конца. Ну хорошо, а если я предложу тебе взять меня в жены?

– Ты серьезно? – выпучил я глаза.

– Совершенно серьезно. Ты мне очень нравишься. Я понимаю сейчас, что ты больше всех остальных подходишь мне. Я говорю сейчас абсолютно искренне.

– Марина, я не знаю, где твои деньги. Может быть, их перепрятал Сергеич, может быть – Витек, хоть и ломал потом комедию. А скорее всего, бугра увидел кто-то из местных жителей, какие-нибудь деревенские пацаны. Тебе надо поискать по деревням, поспрашивать людей. Такая куча денег не может просто так раствориться.

– Да я не о деньгах сейчас, глупенький! – прервала она меня. – Я о замужестве. Возьмешь меня? Вот без денег безо всяких, вообще без ничего – голую, босую, возьмешь?

– Возьму, – выдохнул я, – но…

– Никаких «но», никаких «но», – приложила она к моим губам ладошку. – Все «но» – они от лукавого, они доносятся с других дорог, не с нашей. Значит, возьмешь! – лучезарно улыбаясь, смотрела она на меня во все глаза. – Значит, возьмешь! Господи, я такая счастливая!

Она припала ко мне и впилась в рот губами. Такие сочные, пухленькие были они. Такие ласковые.

Такими же они остаются и сейчас…

Мы целовались, потом она стала раздевать меня и разделась сама. Ласкала мой член, водила языком, дышала на него нежно и трепетно. Потом я любил ее сзади. Мою дорогую. Мою единственную.