Капитализм (сборник)

Общежитие было старым, советским, кухня и санузел одни на этаж. На кухню Родион старался не ходить, чтобы не встречаться с соседями – практически все они были либо азиатами, либо кавказцами. Шумными, тупыми и неприятными. Он купил на барахолке старую советскую плитку и пищу готовил у себя в комнате. Избежать походов в туалет было невозможно, и в этом заключалась настоящая проблема: попасть туда было чрезвычайно сложно, в туалете постоянно кто-то находился, то испускающий мочу в течение получаса армянин, то какая-то блюющая киргизка. Родя старался заходить туда попозже, в полночь или в первом часу, но и это не гарантировало того, что туалет окажется свободен.

Еще у него был маленький радиоприемник, купленный с рук, он дышал на ладан, но пока работал.

Родя включил радио, наскоро перекусил и, завалившись на матрас, постеленный прямо на полу, так как мебель в комнате отсутствовала, погрузился в свое единственное развлечение, являвшееся одновременно и неимоверным гнетом, – мысли.

«Во имя чего я живу? Что ждет меня впереди? Мне свалится на голову удачная работа? Вряд ли. Да что вряд ли, я отчетливо знаю, что никуда выше продавца мне не подняться. Я встречу симпатичную состоятельную девушку? Мы поженимся с ней, ее родители купят нам квартиру, найдут мне теплое место, мы нарожаем детей и будем счастливы всю оставшуюся жизнь? Конечно, нет. Кому я нужен, никчемный босяк, у которого нет денег даже на то, чтобы купить себе хорошую зимнюю куртку. Я с удовольствием вернулся бы домой, к матери и сестре, но им я тоже не нужен. Они не в состоянии прокормить меня на свою пенсию и ничтожную зарплату воспитательницы детского сада. Работы там нет никакой, я могу вернуться туда только для того, чтобы вырыть себе могилу и рухнуть в нее. А что если накинуть петельку на голову – и все закончить? Вот так просто: решиться, проявить силу воли и уйти из жизни. Я сделаю всем одолжение. Родственники погорюют, но вскоре перестанут: я для них отрезанный ломоть, хозяйка возьмет на работу нового дурака, а больше никто обо мне и не вспомнит. Никто. Я никому не нужен. Может, действительно рискнуть?»

Неожиданно в дверь раздался стук. За ней слышались чьи-то голоса и смех. Кто-то неприлично веселый приперся в этот поздний час поизмываться над ним. Родион нехотя поднялся с матраса и открыл дверь.

– Привет! – кивнула ему светловолосая девушка, в которой он узнал одну из немногочисленных своих знакомых, проститутку Соню. – Как дела?

Рядом с ней стоял какой-то кавказец, по всей видимости – очередной ее клиент. К Родиону она приводила мужчин в том случае, когда снимала их сама, без помощи сутенера. Это был ее левый заработок.

– Как обычно, – вяло ответил он, но видеть Соню, тем не менее, был рад.

– Аркаша, – протянул ему руку кавказец.

– Родион, – ответил он на рукопожатие.

– Мы у тебя кости кинем, ладно? – спросила Соня.

– Ладно, – кивнул он.

– Родь, как обычно, – сощурилась она. – Часикполтора погуляй, хорошо? Можешь даже два. У меня послезавтра выходной, на весь вечер я твоя.

Родион стал одевать куртку. Соня провела клиента в комнату. Тот выкладывал из пакета бутылку вина и фрукты.

– Родь, ты самый классный! – крикнула она ему в спину.

Он усмехнулся и закрыл за собой дверь.

Игровой салон оказался единственным местом, чтобы скоротать время. У Роди имелось в кармане четыре пятака, на один из них выпал выигрыш. Это позволило покидать монеты еще несколько минут. Потом они закончились. Он сидел у автомата в самом углу помещения и смотрел за игрой других посетителей. Монеты опускались в щели, ручки автоматов крутились, Родя чувствовал себя все более отвратительно.

«А почему я не могу убивать? Что меня останавливает? Нравственные законы? Плевать на нравственные законы, кто-то применял их по отношению ко мне? Нет и еще раз нет. Никто не думал о нравственности и морали, обрекая меня на медленное и изощренное умерщвление. Никто и никогда не думал обо мне. Почему не убить, почему не ограбить? Это просто, надо лишь решиться, сделать шаг, проявить одно-единственное движение души. Неужели я не смогу? Да кто сказал, что не смогу, почему не смогу, это несложно, это вполне осуществимо, я способен на это».

Охранники начинали поглядывать на него с подозрением. Вскоре один из них подошел и поинтересовался, почему он не играет. Родя понял, что пора уходить.

«Кого? Да вот хотя бы узбечку. Эту грязную, вонючую торговку, которая так изощренно унижает меня. Неужели она, эта старая тупая и больная сука, которой жить осталось всего несколько лет, достойна сытой и счастливой жизни, а я, молодой человек в расцвете сил, должен подыхать от голода и нищеты? Я знаю, где она живет, я точно помню дорогу до ее дома, я ходил к ней как-то. Номер дома и квартиры мне не вспомнить, но это не к чему. Я отлично помню их расположение. Пятиэтажный кирпичный дом за парком, третий подъезд, второй этаж, квартира налево. Живет она одна».

Он вышел на проспект. Ночь обдавала холодом, мороз все навязчивее проникал под одежду, но холода Родион почти не ощущал.