Капитан

Я где-то читал, что в начале прошлого века на месте Сингапура было маленькое селение малайцев и китайцев. Хроника тех лет донесла до нас: «Даже джинны и дьяволы, не говоря о простых смертных, не решаются плавать вокруг Сингапура, ибо там обосновались пираты».

На шкафуте собралось человек двадцать свободных от вахты моряков, и лейтенант Гриценко продолжает рассказ об этом городе-космополите, в порту которого каждые пятнадцать минут пришвартовывается или отчаливает корабль.

— Когда-то Сингапур был гордостью британской короны на Востоке, сейчас это независимое государство. Сингапур не имеет своих источников воды, ее по трубопроводам перекачивают из Малайзии. В городе более миллиона жителей — больше семидесяти процентов из них китайцы. Государственный язык — малайский, официальными языками также считаются английский, китайский, тамильский.

Постепенно на рострах собирается больше и больше моряков. Командир ничего не говорит, большой зам смотрит ревностно. А Гриценко тем временем сообщает новые подробности:

— Сингапур одна из самых грамотных стран Юго-Восточной Азии. Здесь практически все население острова, от десяти до двадцати лет, грамотно. В Сингапуре самая низкая смертность в Юго-Восточной Азии. Сингапур называют не только городом китайских миллионеров, но и городом многочисленного и сильного пролетариата, есть даже свой металлургический завод.

— Товарищ лейтенант, как же это получается — самая грамотная страна, а пираты, говорят, и сейчас есть? — спросил, вклинившись в паузу, мой Федоров. Глаза его хитро блестят.

— Действительно, бич Сингапура — пиратство. Сегодняшние флибустьеры оснащены мощными катерами и промышляют преимущественно одним — наркотиками, — охотно отвечает Гриценко, — и власти ничего сделать не могут, вернее сказать, не очень стремятся.

Молодец все-таки Володя. Теперь многие с интересом поглядывают вперед справа по борту, где вот-вот должен, показаться порт Сингапур.

И вот из дымки выплывает все больше и больше судов, стоящих на рейде. Поднимаюсь на мостик к сигнальщикам, смотрю в окуляры. Как на ладони, рядом суда, суда и еще раз суда. Среди них насчитал четыре наших трубы. Флагов в дымке не видно.

Много небоскребов — белых, растительности почти не видно, лишь только по гребням далеких и невысоких гор (самая высокая — сто семьдесят семь метров) видны деревья.

Пролив постепенно сужается. Очень много мелких островов, особенно слева по борту. Уже невооруженным взглядом видны здания на берегу, и опять суда, суда, суда.

Тепло. Солнечно. То и дело попадаются рыбаки на утленьких суденышках. Они отнюдь не спешат уступить дорогу.

Чап-чап — топает морской трамвайчик с материка на остров. Вопреки всем правилам судовождения. Дескать, много вас тут всяких ходит, а мы чаще.

— Стоп машины! Полный назад!

Слышно, как забурлило за кормой, но инерция — штука мощная: продолжаем медленно катиться вперед; остановились, с дрожью корпуса двинулись назад, попятились. Трамвайчик прошел в кабельтове от форштевня. И вдруг резко увеличил ход, людей сдуло с палубы. Что такое? Глядь, а наша кормовая пушка так это аккуратно смотрит на трамвайчик.

— Командир БЧ-два, в чем дело?! — резко спросил Соловьев.

Через несколько минут бордовый от стыда капитан-лейтенант Асеев докладывал: на пушку забрался матрос и любопытства ради через прицел наблюдал за горизонтом, суда разные рассматривал, проворачивая маховичок горизонтальной наводки. И тут в окружье прицела вплыл трамвайчик. Как на ладони. Моряку интересно на людей поближе посмотреть. И невдомек, что вместе с прицелом и ствол проворачивается. Потому и сиганул трамвайчик, потому и сдуло с палубы пассажиров. Через час, когда вышли из пролива, в корабельном клубе состоялся разговор с экипажем об ответственности за честь флага Советского Военно-Морского Флота. Очень многому научил моряков этот нелепый, в общем-то, случай.

Буквально продираемся сквозь обилие островов. Хотя карты, по которым ходим, выверены точно, но даже страшновато становится от одного взгляда на нее. Справа и слева несколько маяков — иначе не пройти. Наконец проходим маяк Рафлс, после него будет спокойнее.

Штурман — сама сосредоточенность, куда вся внешняя безалаберность делась. Не до нее, надо работать серьезно. Подхожу к карте и только сейчас замечаю, что до экватора осталось немногим более одного градуса. Каких-то шестьдесят с небольшим миль. Пустячок, но приятный.

Наконец вошли в Малакский пролив. Здесь уже вольготнее. Наименьшая ширина около сорока километров, длина около шестисот миль, менее судоходен, но и здесь видно очень много судов. Разделяет Южно-Китайское и Андаманское моря, Индийский и Тихий океаны.

«Корабельное время пятнадцать часов», — доносится из динамиков. Это значит, кому-то вахту стоять на час больше, потому что мы догоняем время и вынуждены его корректировать. Корректируем не что-нибудь, а время! Что же тогда космонавтам с ним делать?

Сегодня на совещании старпом неожиданно поднял меня:

— Сергеев, ты бываешь на юте после обеда?

— Нет.

— Рекомендую!