Капитан

С этими словами девушка повернулась и исчезла в ночи. Карлик, потрясенный до глубины души, долго не мог двинуться с места. Наконец он задумчиво закрыл дверь и медленно пошел в лабораторию. Там он снова погрузился в раздумья, и только наступивший рассвет вывел его из долгого оцепенения.

Жизель прощалась с Лоренцо приблизительно в то самое время, когда Леонора Галигаи кралась к королевской опочивальне. Сбежав с моста, Жизель спустилась по улице, сжимая в руке кинжал. Девушка беспрепятственно добралась до дверей отцовского особняка и проскользнула внутрь. Жизель знала, что этой ночью в подземелье дворца должны собраться единомышленники герцога Ангулемского. Она стрелой помчалась по коридору, в конце которого мерцал слабый огонек. Вскоре ей показалось, что она слышит какой-то глухой шум, гневные выкрики, звон клинков… там сражались!

«Мой отец разоблачен!» – в ужасе подумала девушка, спрыгивая на верхнюю площадку лестницы, спускавшейся в подземелье. Отсюда была прекрасно видна кипевшая внизу битва. Но нет, не битва, а подлое убийство! Человек десять или двенадцать накинулись на одного. Загнанный в угол юноша со сломанной шпагой в руке, казалось, отбивался от разъяренной стаи кровожадных хищников.

Жизель испустила душераздирающий крик, и атакующие замерли от неожиданности. В юноше, которого они собирались убить, девушка узнала своего спасителя с Медонской дороги! Жизель снова увидела его таким, каким запомнила навсегда, – ослепительно-прекрасным в своем бесстрашии и благородстве. Герцог встретил девушку криком отчаянной радости:

– Дочь моя! Жизель! Дорогая девочка!

Жизель стремительно одолела лестницу и оказалась внизу.

«Она!» – ликующе воскликнул про себя Капестан.

Жизель резко отвела нацеленные в грудь шевалье клинки и, дрожа от возмущения, встала рядом со своим спасителем.

– Отец, – промолвила девушка, – вы вознамерились убить человека, который вырвал меня из лап Кончини!

Потрясенный герцог Ангулемский пролепетал:

– Он? Тебя спас шевалье де Капестан? Ты же говорила – Сен-Мар!

Жизель необычайно мягким голосом пояснила:

– Я не знала, что его зовут шевалье де Капестан, он не представился мне из скромности. К тому же было не до церемоний: ему пришлось сражаться с дюжиной бретеров Кончини.

– Сударыня, – склоняясь перед Жизелью, произнес Капестан, – ваши слова навеки останутся в моем сердце. Что бы ни случилось, моя жизнь принадлежит вам.

– Благодарю вас, господин шевалье, – ответила девушка. – Ваше поведение на Медонской дороге, ваша учтивость, не утраченная даже здесь, в обществе этих благородных сеньоров, заставляют вспомнить доблестных рыцарей былых времен.

Заговорщики переглянулись. Конде, Гиз и все прочие дружно отсалютовали шпагами, после чего вложили их в ножны. Сен-Мар переломил свою о колено.

Герцог Ангулемский, не сводивший глаз с Сен-Мара, приписал необычайное волнение маркиза ревности и не на шутку встревожился.

На предполагаемом браке Жизели и Сен-Мара основывались все честолюбивые планы, которые столь усердно разрабатывал Карл Ангулемский. Возвращение Сен-Мара в родовое поместье без официального объявления о свадьбе было равносильно краху всех надежд… Чувствуя, как почва уходит у него из-под ног, герцог принял отчаянное решение.

Он подавил свою радость, вызванную благополучным возвращением дочери, подумав, что позднее подробнейшим образом расспросит Жизель о том, кто я как похитил ее из Медона.

– Дочь моя, – укоризненно промолвил герцог, – я весьма огорчен, узнав, что на Медонской дороге тебя спас какой-то авантюрист, а не твой жених, как я полагал. Но это дела не меняет: я взял с тебя слово и дал свое. Твой суженый стоит перед тобой. Дорогие друзья, господа, имею честь сообщить вам о скорой свадьбе моей любимой дочери Жизели с господином Анри де Рюзе д'Эффья, маркизом де Сен-Маром.

Неожиданность сделанного герцогом объявления, смертельная бедность Жизели, вызывающая поза Сен-Мара, не сводившего с Капестана горящих глаз, – все это заставляло видеть в скороспелой помолвке некий скрытый смысл. Капестан улыбнулся.

Жизель догадалась, какие страхи обуревают ее отца. Трус, готовый все на свете принести в жертву своей гордыне! Девушка была возмущена до глубины души, однако благородство Жизели граничило с самоотречением. Чувствуя, как рушится ее мечта о счастье, красавица шагнула вперед, в то время как Капестан отступил назад, держась нарочито скромно перед герцогом Ангулемским, обозвавшим его авантюристом, вместо того чтобы поблагодарить за спасение дочери. Жизель, заставив себя протянуть руку Сен-Мару, объявила:

– Герцог Ангулемский взял с меня слово и дал вашему отцу свое. Что ж, я не нарушу обещания. Вот моя рука, сударь!

Герцог де Гиз, постаравшись унять дрожь, в которую его бросило от этой сцены, наконец произнес, указывая на Капестана:

– Остается узнать, зачем сюда пожаловал этот господин…

Жизель обернулась к Капестану, ее прекрасные глаза отчаянно молили о снисхождении: «Я дала слово! Легче умереть, чем нарушить клятву. Простите! Мне надо спасти отца!»