Капитан

В один из дней удалось остановить транспортник с углем и проведя бункеровку в море, частично пополнить собственные запасы. Довести дело до конца помешали появившиеся на горизонте дымы Камимуры. Храбров приказал отходить, посадив экипаж на шлюпки и отправив на дно десятки тонн неплохого топлива. Затем каперанг рискнул и приблизился к Сангарскому проливу, который служил японцам одной из главных морских магистралей. В сам пролив, который начинался с узкого, в одиннадцать миль, прохода между двумя берегами, входить выглядело делом рискованным, тем более добыча и так нашлась. Крейсера задержали шхуну с армейским обмундированием, гимнастерками, брюками и кепи, все цвета хаки. Естественно, ее потопили, взяв часть груза, но теперь два красавца крейсера стали походить не на строгие военные корабли, а на заурядных торговцев, заваленных товаром от киля до клотика.

В планы существенную корректировку внес неожиданно налетевший весенний шторм, который крейсера встретили в открытом море. Шторм ревел, корабли на огромных волнах мотало, подобно щепкам, а от дикой качки слегла треть экипажа, хотя все вроде как давно позабыли, что такое морская болезнь. Валяло так, что двух матросов смыло за борт. Стихия гневалась и словно требовало жертв. Кроме людей, пострадали и сами крейсера. У «Богатыря» открылась течь, а кормовую башню главного калибра «Наследника» вновь заклинило от многочасовой тряски. Похоже, данная неполадка становилось традицией или конструктивной особенностью, неким просчетом, допущенном англичанами при строительстве.

К тому же, запасы угля начинали подходить к концу, механизмы, особенно ходовая часть, нуждались в осмотре и частичном ремонте, да и люди начали уставать. Долго в подобном режиме находиться было сложно, так можно было пережечь не только корабли, но и подчиненных. Храбров вынужденно приказал взять курс на Владивосток.

В очередной раз увидев дымы Камимуры, крейсера демонстративно отошли на юг, но с наступлением сумерек изменили направление и отправились домой. Шли всю ночь, ориентируясь по счислениям, так как небо заволокли тучи. Волнение усилилось, корабли раскачивались и скрипели железом, как живые.

Во Владивосток «Наследник» и «Богатырь» возвратились ранним утром 5 мая. Денёк обещал выйти на загляденье теплым и приветливым. Под стань ему было и настроение Храброва, внутренний барометр твердо показывал «ясно».

Семафор отработал положенные сигналы, ориентируясь на береговые батареи. Дождавшись очередной «собачки», крейсера неторопливо зашли в Золотой Рог.

— Ага, вижу «Россию» и всех прочих, значит, никаких неприятностей не случилось, — удовлетворенно констатировал Харитонов, оглядывая гавань.

— А с чего быть неприятностям? — возразил Храбров. — Андреев не из тех, кто рискнет просто так выходить в море, да и приказ я ему оставил ясный — оставаться здесь и ожидать нас.

— Все же не стоит недооценивать японцев, какую-нибудь гадость придумать они могли, — возразил старший офицер.

— Конечно, могли, и никто их не недооценивает. Но меня сейчас другое волнует — что Степан Осипович думает о нашем рейде.

— И интересно, что пишет пресса, — добавил друг. В пути они имели возможность брать с захваченных судов свежие газеты, преимущественно японские, но не все они успели описать сожжение Гензана и то, что последовало дальше.

Было так рано, что на причалах не наблюдалось и намека на зевак или встречающих. «Наследник» и «Богатырь» тихо прошли вглубь Золотого Рога и встали на якоря, после чего Храбров вызвал к себе Андреева.

Тот явился не сразу, пока его разбудили, пока он оделся и сел в катер, прошло больше двадцати минут. Да и никаких важных новостей у него не оказалось.

— Эскадра Камимуры появлялась у Владивостока, — отчитался он. — Но близко из-за наших батарей и мин японцы не подходили, постреливали и курсировали на отдалении, а через сутки так и вовсе ушли, вероятно, получив известия о вашей активности на своем побережье.

Сведения оказались примерно такими, каких Храбров и ожидал. Дав указание Януковскому отправляться на берег, но Владивосток не покидать ни при каких обстоятельствах и быть готовым в любой момент предстать перед офицерским судом за отказ исполнять приказ в условиях боя, каперанг и сам отбыл в Морской Штаб.

В тот момент, когда во время боя Януковский вздумал встать в позу, Храброву пришлось сильно постараться, чтобы сдержать себя. Хорошо, что сдержался, иначе бы жалел, потеряв лицо, как говорили японцы. Теперь же лейтенанта ждал суд, увольнение с флота, а может, что и похуже. Но проблема заключалась не в нем одном, а в самом РИФе, где многие офицеры так же страдали избытком рыцарского человеколюбия. Сами по себе подобные качества внушали лишь уважение, но люди не понимали, когда они уместны, а когда и нет. С его точки зрения нынешнюю войну проиграли не только тупоголовые сановники, трусливые некомпетентные генералы с адмиралами, но и такие вот чистюли, оторванные от реальной жизни.