Капитан

— Я бы тоже посмеялся, — устало вздохнул парень, — Но знал бы ты, как достали эти ебучие народные суеверия. Приходят к тебе, просят вылечить. Говоришь, раздевайся. Надо осмотреть, дабы понять, что с тобой не так. Сразу истерика — я, мол, не буду тебе свой срам показывать, я лечиться к тебе пришла, а не чтоб ты на меня пялился. Мужики итого хуже. Первый вопрос: а не содомит ли я часом. Дебилы, блять.

— Ну так как она там, под платьем? — решил подколоть лекаря я, но увидев скорбное лицо парня сразу передумал и добавил, — Ладно-ладно, шучу. Что ты узнал.

— Много всего интересного, — хмыкнул Вернон закрывая фляжку и убирая обратно в сумку, — Например, что девушка и не была больна вовсе. Её отравили очень сильным, но медленно действующим ядом. Вернее, это даже был не яд, а… Как бы тебе объяснить, — парень щёлкнул пальцами, пытаясь поймать мысль за хвост, — А очень редкое зелье, рецепт которого известен только магам. И то, далеко не всем. Это эликсир, который… размягчает тело, подготавливая его к магической трансформации. Вообще-то для обычного человека он крайне вреден, да и магу его применять довольно опасно. Но, для колдуна игра, по крайней мере, стоит свеч.

— И что же он получает, — поинтересовался я.

— Возможность изменить своё тело по своему собственному разумению, — хмыкнул парень, — Процедура опасная и очень болезненная. Обычно её применяют, чтобы омолодиться или исправить какие-то физические недостатки. Ну, там, если маг лишился глаза, или руки, или даже пальца — можно всё вернуть обратно, и сделать даже лучше чем было. В теории, таким образом маг может жить вечно, но на практике, рано или поздно всё равно всё заканчивается печальным исходом. Он либо сходит с ума, превращая себя в одержимого. Очень опасного монстра, наделённого даром магии. Либо погибает. Поэтому Бенна хотела найти настоящее средство бессмертия. Чтобы разорвать этот порочный круг.

— А что за одержимый? Что он может? Как выглядит? — становилось действительно всё интереснее и интереснее. Вряд-ли это средство появилось тут случайно и попало в руки к простым крестьянам. Судя по тому, что рассказал парень — оно довольно дорогое, и никто в здравом уме не стал бы переводить его на обычную чернь. Тем более, что эту самую чернь зелье просто отравит.

— Выглядят по разному, — покачал головой Вернон, — Всё зависит от того, какие изменения маг провёл над собой, поддавшись своему безумию. Да и одержимость, строго говоря, напрямую зависит от этого самого безумия. Одержимость одной единственной идеей, на алтарь которой кладётся все, что есть у мага и его окружения. Это может быть как банальное возвращение себе нормального облика, путем принесения массовых человеческих жертв, так и что-то более идиотское и в то же время нетривиальное. Говорят, что когда-то один могущественный колдун превратил себя в таракана и помешался на выращивании картошки. И заставил её жрать всех своих подданых, называя это стабильностью. Другие продукты, вроде молока или мяса он категорически запретил. Во-первых его раздражали красный и белый цвета, а во-вторых он думал, что возможность выбора может привести к инакомыслию и разрушению его картофельной вотчины. Ну и, когда народу этот идиотизм окончательно остопиздел, само собой случился бунт. Усатого поймали, и запихивали ему в задницу картошку до тех пор, пока у того не лопнул панцирь. Поговаривали, что влезло много — несколько мешков. Но, мне кажется, что брехня это всё. Никто бы и дня не стал терпеть такого больного на всю голову у власти.

— Мда уж, — хмыкнул я, — безумие действительно может иметь самые причудливые формы. Но верёмся к делу. Ты думаешь, в окрестностях завёлся какой-то поехавший маг?

— Понятия не имею, — покачал головой парень, — Но всё указывает на то, что в этой деревне процветал какой-то поехавший культ. При осмотре тела девушки, на её груди, там где должно быть сердце, я нашёл знак. Тот самый, что мы видели на дверях, столешницах и так далее. Он напомнил мне шрам от ожога. Как будто… — Вернон замялся, пытаясь подобрать нужное сравнение, — Как будто на неё поставили клеймо, словно на скот. Но очень давно. Шрам старый и уже еле заметен.

— Вот те раз… — озадаченно протянул я, — Либо она сама как-то замешана в этом культе, либо её когда-то давно «пометили». Вот, только, зачем?

— Не знаю, — покачал головой Вернон, — Но после того, как я обнаружил этот шрам, мне подумалось, что мы зря не стали обыскивать этого старика.

— И ты покопался в его вещах, пока он спал, — хмыкнул я.

— Вроде того, — подтвердил парень, — И сделал это отнюдь не зря, — он достал из своей сумки небольшой медальон на толстой чёрной нити и протянул мне.

На первый взгляд ничем не примечательная деревяшка в форме монеты. Старая, потёртая, с дыркой через которую продета нитка. Вот только с обеих её сторон был выточен до боли знакомый трёхлепестковый символ.