Капитан

Мэтр Люро торжественно поклялся никому не говорить, что шевалье де Капестан по-прежнему пребывает в его достопочтенном заведении. И в результате в последующие дни Капестана, не подозревавшего ни о чем, берегли как зеницу ока: Сен-Мар, наведавшись в гостиницу «Генрих Великий», удалился в убеждении, что соперник сумел от него ускользнуть; Лаффема, заглянув распить бутылочку с мэтром Люро, даром потратил время и деньги, поскольку шпиону пришлось смириться с тем, что шевалье сменил место жительства.

Этими двумя вылазками дело и ограничилось. Никто не потревожил Капестана вплоть до двадцать второго августа — дня, которого молодой человек ждал с лихорадочным нетерпением, ибо в душе шевалье еще сохранялась слабая надежда отыскать след герцога Ангулемского, а, значит, и увидеться с Жизелью…

Двадцать второго августа Капестан выехал из «Генриха Великого» в сопровождении Коголена с таким расчетом, чтобы оказаться у таинственного дома точно на закате солнца. Очутившись в Медоне, шевалье с бьющимся сердцем направился к заветному крыльцу… И внезапно вздрогнул. Виолетта, верная своему слову, появилась на пороге особняка.

Спешившись, Капестан почтительно поклонился безумной женщине, но та, казалось, не видела его. Устремив взор к горизонту, она шептала что-то невнятное. Вдруг взгляд ее упал на шевалье, и она улыбнулась.

— Мадам, — произнес Капестан, — когда я имел честь разговаривать с вами на этом самом месте, вы соблаговолили назначить мне свидание. Вы произнесли: «Двадцать второго августа, когда солнце сядет за лесом».

— Двадцать второго августа! — повторила помешанная. — Где же я слышала эти слова? О мой Карл, ведь это ты стоял тогда за дверью?

Капестан затаил дыхание. Но Виолетта умолкла. Было очевидно, что она мучительно пытается пробудить почти угасшую память.

— Что же еще я услышала? — вновь заговорила безумная. — Да, эти слова промолвил Карл… А потом раздался другой голос: «Герцог Ангулемский, настало время действовать!»

— Герцог Ангулемский! — глухо отозвался шевалье.

— Карл отвечает! Он говорит им… Двадцать второго августа… да, именно это число! Дом на берегу реки… мой дворец… Что же еще? Что? О! Слова на бронзовой табличке! К ним нужно притронуться пальцами… О! Я помню… помню… чарую… чарую…

— «Чарую все»! Девиз Мари Туше, выгравированный в бронзе при входе во дворец герцога Ангулемского! — вскричал шевалье. — Теперь я знаю тайну этой двери! Теперь я спасу отца, как спас дочь!

Помешанная, подойдя к шевалье, взяла его за руку.

— Вы мне нравитесь, — сказала она с улыбкой. — Хотите, погадаю вам по ладони? Что я вижу? Опасности… кровь… много крови… и кругом враги! Бегите, мальчик мой, бегите! Остерегайтесь всего! Берегитесь воздуха, которым дышите, девушки, что вам улыбается, раскрытых объятий и жарких поцелуев… бегите, спасайтесь, прячьтесь…

Женщина внезапно разразилась смехом, и, выпустив руку Капестана, медленно поднялась по ступеням крыльца. Через минуту ее уже не было.

Капестан, вскочив на Фан-Лэра, галопом помчался в Париж. До «Генриха Великого» юноша добрался, когда уже совсем стемнело. Лошадей отвели на конюшню, а затем наш искатель приключений поспешно вышел из дома. Коголен следовал за своим господином, вооруженный двумя кинжалами и пистолетом.

Подойдя к дворцу герцога Ангулемского, Капестан услышал, как на колокольне храма Сен-Жермен-л'Озеруа бьет одиннадцать часов. Коголен остался сторожить на углу, а Капестан, приблизившись к дверям безмолвного дворца, стал нажимать одну за другой буквы, которые складывались в слова «Чарую все».

Дверь не шелохнулась! Шевалье пробормотал:

— Я сам лишился разума, поверив речам несчастной помешанной! О! — добавил юноша, вздрогнув. — Она не говорила, что надо дотрагиваться до букв… она сказала, что следует коснуться слов. Ну, попытаемся! Безумие или мудрость!

Он сильно надавил большим пальцем на дощечку со словом «Чарую». Дверь не тронулась с места. Настала очередь слова «все». Едва Капестан коснулся его, как почувствовал, что бронзовая табличка поддалась. И дверь отворилась!

Шевалье шагнул на порог. Внезапно юношу охватило какое-то дурное предчувствие, и он невольно положил руку на эфес шпаги. Капестану показалось, что перед ним раскрылся могильный склеп. Дверь бесшумно захлопнулась за его спиной… Зловещее молчание царило в ледяной атмосфере дворца.

Мало-помалу глаза Капестана привыкли к темноте, и он различил где-то вдали слабый мерцающий свет. Двинувшись на этот огонек, шевалье вскоре понял, что идет по длинному узкому коридору с голыми стенами к небольшой ротонде. «Путеводная звезда» оказалась лампой, стоявшей на стуле и освещавшей верхние ступени лестницы, которая вела из ротонды куда-то вниз. Шевалье бестрепетно начал спускаться.