Капитан

Невзирая на разбитое сердце, надо было бежать в Лувр, прорваться к Людовику, успеть крикнуть: «Сир, не пейте ничего этой ночью!» Во что бы то ни стало нужно спасти несчастного мальчика от уготованной ему страшной смерти!

«Куда подевался Коголен? — негодовал шевалье. — Где лошади? Где Фан-Лэр, который домчит меня в Лувр за две минуты?!»

Капестан метался по улице взад-вперед, не переставая изрыгать проклятия и ругательства. Он то и дело свистел, подзывая своего оруженосца, но Коголен не откликался! Коголена и след простыл! Убедившись в этом и испустив на всякий случай последний отчаянный вопль, шевалье бросился бежать на своих двоих: вдали, на колокольне Сен-Жермен-л'Озеруа, пробило два часа.

Капестан вихрем промчался по Новому мосту и свернул влево, на набережную Эколь. Не сбавляя скорости, он понесся дальше и наконец достиг старого королевского дворца. Задыхаясь, шевалье остановился у ворот, охраняемых двумя стражниками, которые тут же скрестили перед юношей свои пики.

— Господа! — воскликнул, обращаясь к ним, Капестан, — случится страшное несчастье, если я не поговорю немедленно с господином де Витри.

— Офицер! К вам пришли! — гаркнул один из стражников.

На другой стороне рва замелькал свет фонаря, и чей-то голос прокричал в ответ:

— Пропустите!

Капестан пробежал через мост и оказался под сводами дворца.

— Сюда! — распорядился встретивший его человек, кивнув на правую дверь.

Капестан повиновался и очутился в обширном караульном помещении, в глубине которого он сразу же заметил еще одну — застекленную — дверь, выходившую во внутренний двор замка, где человек двадцать швейцарцев, несших в эту ночь караульную службу, спокойно посиживали на табуретах. Сержант, их начальник, говоривший с сильным немецким акцентом, спросил шевалье:

— Что случилось? Зачем вы явились сюда?

— Мне надо немедленно встретиться с капитаном гвардейцев, — взволнованно воскликнул молодой человек. — Речь идет о жизни одной высокопоставленной особы, имя которой я не хочу называть. Поторопитесь! Быстро пошлите за капитаном или проводите меня к нему.

— Это так спешно, сударь? — удивился сержант. — Осторожнее, краска!.. Значит, вы утверждаете, что дело весьма серьезное?

— Я уже битый час твержу вам об этом, — начал терять терпение Капестан.

— Значит, вы говорите — осторожнее, краска! — значит, вы говорите, что дело это срочное? — устремил на юношу задумчивый взгляд сержант.

Капестан раздраженно пожал плечами и шагнул к застекленной двери. Он заметил одного из стражников, неспешной походкой направившегося к правому крылу здания.

— Как бы не опоздать! — чуть не плача от бессилия, воскликнул шевалье и спросил у сержанта: — Где живет капитан?

— Видите два освещенных окна справа от вас? Вот там. А позади его квартиры располагаются покои Его Величества. Сударь, отойдите от двери, посторонним запрещено к ней приближаться. Стойте здесь!.. Осторожнее, краска!

— А долго ли мне придется ждать? — обеспокоенно осведомился Капестан.

— Нет, сударь, — степенно ответил сержант. — Десять минут потребуется, чтобы добраться до капитана, пятнадцать — чтобы разбудить его и растолковать, что речь идет о жизни и смерти, ну и эдак через полчасика он пришлет кого-нибудь сюда, чтобы хорошенько вас порасспросить…

— В таком случае мне придется бежать к нему без вашего дозволения, — решительно заявил шевалье.

— Эй, сударь! — возмутился сержант. — Вы что, рехнулись?! Стража, сюда!

Капестан хотел было выхватить шпагу, но тут же вспомнил, что ее обломки валяются в подземелье особняка герцога Ангулемского. Тогда шевалье просто бросился на сержанта, схватил его за горло и с диким криком принялся трясти, как тряпичную куклу.

— Ты что, вздумал издеваться надо мной, негодяй? — орал юноша. — Немедленно пропусти меня во дворец — или я сверну тебе шею!

— Эй, стража! Убивают! — хрипел сержант. — Сюда! Быстрее!.. Осторожно, краска!

В мгновение ока Капестан был окружен дюжиной разъяренных швейцарцев гигантского роста. Над головой шевалье взметнулось два десятка здоровенных кулаков, готовых обрушиться на его голову, однако этого не произошло. В стане врага внезапно начался жуткий переполох, воздух огласился французскими, немецкими и Бог знает еще какими проклятиями, которые неудержимым потоком лились из двенадцати луженых глоток. Противник отступал по всей линии фронта, злобные вопли, испускаемые швейцарцами, перемежались победными кличами Капестана и его громким хохотом.