Капитан

«Он знает! — ужаснулся про себя маршал. — Он знает, что Леонора беседовала с герцогом! Я пропал!»

Кончини затравленно озирался по сторонам. Если бы в этот момент в комнату вошел Ринальдо, епископу не выбраться бы отсюда живым.

— Безумие! Химеры! — залепетал маршал. — С какой это стати я… я, всем обязанный королю… и королеве…

— Я же не сказал «вы», — возразил Ришелье, — я сказал «мы» и, если вам угодно, могу сказать «я». Так вот, предположим, что я роковым образом влюбился в дочь человека, которого должен отправить на виселицу или на эшафот, влюбился до такой степени, что рискую навлечь на себя гнев могущественной особы, сделавшей меня первым лицом в государстве… после вас, разумеется. Теперь представьте, что это становится известным. Вы сами понимаете, что мне могут быть предъявлены обвинения в потворстве замыслам заговорщиков и что король, узнав об этом, прямо-таки обязан арестовать меня!

Положение Кончини становилось отчаянным. Огромным усилием воли он взял себя в руки и выпрямился. Надо действовать! Рука его потянулась к ножнам, но тут снова зазвучал бесстрастный, как всегда, голос епископа:

— Добавьте к этому постоянную опасность быть убитым. К счастью, я никогда не снимаю с себя кольчуги, которую не пробить ни ножу Клемана[10], ни кинжалу Равальяка[11]

.

Кончини дышал, точно стреноженный бык. Наконец маршалу удалось подавить смятение. Он уселся на свое место со словами:

— Per la santissima Trinita[12], дорогой мой господин де Ришелье! Все, что вы сейчас сказали, я и сам твержу себе постоянно, хотя и не могу упрекнуть себя ни в чем, похожем на ту роковую любовь, на которую вы намекали… впрочем, вы говорили о себе.

Именно потому я и решился арестовать герцога Ангулемского. Но как это сделать?

«Теперь можно, ибо она мертва!» — подавляя стон, думал Кончини.

— Дорогой маршал, на этой счет я могу вам дать четкие указания, — ответил герцог де Ришелье. — Вы ведь знаете, где расположен особняк Карла Ангулемского? Так вот, герцог будет у себя этой ночью. Часов в десять он проникнет во дворец через маленькую дверь, которая выходит на набережную.

— Так он в Париже? — посчитал нужным разыграть изумление Кончини.

— Да, — кивнул епископ. — Этой ночью, между десятью и одиннадцатью часами, надо окружить и тщательно обыскать особняк герцога Ангулемского.

— Вы возвращаете мне жизнь! — вскричал Кончини. — Услуга, оказанная вами, не может остаться без награды. Скажите, чего бы вам хотелось?

Ришелье, на минуту задумавшись, промолвил:

— У юной королевы Анны Австрийской нет духовника…

— Хорошо, господин епископ, — заулыбался маршал. — Завтра же я подпишу ваше назначение: вы станете духовником королевы.

«На, бери! Получай! — гневался про себя Кончини. — Получай, пока не получил где-нибудь в темном закоулке пулю, от которой не спасет тебя твоя хваленая кольчуга!»

Ришелье затрепетал от радости. Хитростью и угрозами ему наконец удалось добиться вожделенной цели: должность духовника юной Анны открывала ему доступ в августейшее семейство.

— Дорогой маршал, — снова заговорил он, — я хочу сообщить вам кое-что еще…

«Припас для меня еще один удар!» — злобно подумал Кончини.

— После ареста отца необходимо заняться устранением дочери… — продолжал Ришелье. — Она — душа этого заговора.

Кончини страдал невыносимо. Епископ все время говорил о Жизели так, словно она была жива. А она, мертва! Утоплена головорезами королевы-матери!

— О чем вы? — хрипло спросил маршал. — Особы, о которой вы говорите, больше нет на свете.

— Вы ошибаетесь, маршал, — возразил епископ, уверенный, что Кончини притворяется. — Эта девушка живее нас с вами.

— Повторите! — вскричал Кончини, побелев, как полотно. — Ришелье, если под вашей кольчугой бьется сердце мужчины, умоляю вас, повторите!

— Я сказал, — повторил искренне удивленный епископ, — что дочь герцога Ангулемского жива и находится сейчас в доме Мари Туше на улице Барре. Я сказал, что нужно ее устранить. Без ареста, без шума, лучше всего — тайное заточение… Что с вами, господин маршал, вам плохо?

Точно громом пораженный, Кончини рухнул в кресло, испустив вопль дикой радости. В тот же миг распахнулась потайная дверца и в комнату вплыла Леонора Галигаи. Она поднесла к носу супруга флакон. Кончини открыл глаза, увидел Леонору и понял, что она слышала все.

— Ты была там? — с ужасом выдохнул он.

— Да, — ледяным тоном ответила Леонора.

На ее лице только великолепные глаза казались живыми, и в них Кончини прочитал приговор Жизели.

— Предоставь это дело мне, — промолвила Леонора, — и ни о чем не беспокойся. Сегодня вечером ты расправишься с отцом, а дочерью займусь я. Клянусь тебе не посягать на жизнь этой девушки. Как только я доставлю ее сюда, в наш особняк, мы вместе решим ее судьбу. Ступай, твоей бедной голове нужен отдых… Ты только что едва не умер от радости, а я — от горя.

Леонора старалась быть благородной.

— Господин де Ришелье, — сказала она, поворачиваясь к епископу — вы, как я понимаю, еще не закончили и наверняка хотите сообщить нам еще много интересного. Маршал занемог. Не соблаговолите ли пройти в мою молельню?