Капестан начал осторожно спускаться по внутренней лестнице, Коголен следовал за ним. В самом низу шевалье остановился, и Коголен понял, что они попали на кухню, отделенную застекленной дверью от ярко освещенного зала, в котором собралось уже человек десять. С каждой секундой людей становилось все больше, вскоре их было уже около тридцати, а через несколько минут зал был заполнен до отказа. Капестан заметил, что один из заговорщиков, забравшись на длинный стол, на который водрузили три стула, прикрепил к стене полотнище с изображением герба Конде-Бурбонов: лилии, пересеченные перекладиной.
Еще два сеньора влезли на длинный стол и сели на стулья. Один из почетной троицы был тот самый человек, что арендовал гостиницу и завез в нее оружие и мундиры. Второй был Капестану неизвестен, зато шевалье сразу же узнал третьего: он уже видел этого мужчину в Медоне, в гостинице «Сорока-воровка».
«Принц Конде! — изумился юноша. — А где же господин де Гиз? Странно! Герцога Ангулемского тоже нет!»
— Друзья мои! — заговорил принц Конде, — господин де Роган объяснит вам, в каком мы находимся положении.
Человек, арендовавший гостиницу, поднялся и властным голосом произнес:
— Господа! Поскольку мы не можем больше рассчитывать на герцога Ангулемского (Капестан вздрогнул: неужели Карл Ангулемский отказался от своих претензий?) и поскольку мы очень хорошо знаем, что герцог Гиз хочет обойти нас, действуя исподтишка, вполне законно и справедливо будет, если мы со своей стороны предпримем ряд решительных шагов.
— Верно! Верно! — раздались со всех сторон одобрительные возгласы.
Среди всеобщего воодушевления лишь бледный принц Конде оставался совершенно бесстрастным.
— Господа! — продолжал свою речь Роган. — Задумайтесь, почему герцог Гиз хочет оттеснить нас? Потому что он глава католической партии, а все мы, тут собравшиеся, все еще остаемся гугенотами, и неважно, отреклись ли мы публично от своей веры или нет.
— Верно! — дружно прогремел зал.
— Нынешние наши разногласия — всего лишь новое обличье старой распри, завершившейся Варфоломеевской ночью! — вскричал Роган. — Если во Франции воцарятся приверженцы католической церкви Гизы, то гугенотов — и явных, и тайных — ждет погибель!
Собравшиеся содрогнулись от ненависти к своим гонителям.
— Господа! — продолжал Роган. — Борьба между Гизом и Конде не прекращалась. Для укрепления прав сеньоров, на которые посягнул монарх, сторонники Гиза и сторонники Конде временно объединились. По совету старого маркиза Сен-Мара, в качестве кандидата на престол был выдвинут герцог Ангулемский — как фигура, приемлемая для обеих партий. Но теперь, когда Карл Ангулемский отпал, когда перемирие между Гизом и Конде нарушено, вперед, черт возьми! Готовьте шпаги, господа! Атакуем первыми, оттесним Гиза, и Франция будет наша!
«Почему это отец Жизели вдруг отпал?» — удивленно подумал Капестан.
Собравшиеся встретили слова Рогана громкими криками:
— Долой перекладину[17]
! Долой перекладину!— Господа… — залепетал смертельно побледневший принц Конде.
— Перекладину долой! — неистовствовал зал.
— Да! — зычным голосом рявкнул Роган. — Перекладину долой! Да здравствует король!
С этими словами он схватил висевшее на стене полотнище с гербом Конде и, перевернув его, водрузил на прежнее место: эмблема осталась прежней, но перекладины больше не было видно. Поперечная полоса, отличавшая ветвь Конде от королевской ветви, исчезла. На стене висел королевский герб!
— Да здравствует король! — дружно отозвался зал.
«Ого! — изумился шевалье. — Да здравствует король! Какой? Ясно, что не Карл Десятый, раз герцог Ангулемский отпал. И не Людовик Тринадцатый. Так кто же? Ведь я же рыцарь короля! Однако, Капестан, внимание: быть может, вот он — случай завоевать Жизель!»
В зале снова воцарилось молчание, и Роган закончил свою речь:
— Принцу Конде надлежит сейчас решиться. Что касается меня и моих друзей, мы покинем Париж завтра же, если за нашим собранием не последует молниеносного удара, который разнесет трон в щепки!
Взгляды присутствующих устремились на принца Конде.
— Господа, — заговорил он, — мы с герцогом Ангулемским и герцогом де Гизом разработали план, который можно теперь считать недействительным из-за предательства Кончини. Если герцог де Роган докажет нам, что у нас есть шансы на успех, я готов рискнуть своей жизнью.
Роган, улыбаясь, отвесил принцу Конде поклон.
— Сир! Завтра же с утра на улицы выйдут наши отряды…
— Уже завтра? — с сомнением переспросил принц.