- Вот и я мыслю точно так же. Мне кажется, что куда лучше было бы слова "в настоящее время" изъять вовсе. Было бы короче и, с другой стороны, дало бы европейцам свободу действий. Однако самого главного для себя английский адмирал достиг - удовлетворения за обиду, нанесенную британскому консулу. Ну а то, что при этом добились кое-какой малости и для всего человечества, это, конечно, тоже прекрасно и похвально, и вся Европа обязана за это Англии своей благодарностью. Я с большим вниманием буду следить, подтвердятся ли в будущем мои догадки.
* * *
- Синьоры! Прошу несколько минут внимания для сообщения, которое я только что, вместе с категорическим указанием немедленно довести его до вас, получил от синьора Парвизи.
- Тише!
- Да замолчите же!
- Управляющий Парвизи хочет о чем-то нас известить!
- Тише, тише! - прошелестело от группы к группе.
- Внимание, он начинает!
- Синьор Парвизи поручил мне сказать вам, что владычество дея не сломлено.
- Слушайте, слушайте!
- Да прикройте же рты!
- Проклятье!
- Господи Боже!
Разочарованные, сбитые с толку люди никак не могли успокоиться.
- Алжир подвергся сильному обстрелу, его крепостные верки большей частью разбиты, но Омар-паша не низложен. Стоявшие в гавани пиратские корабли обращены в пламень. Однако, синьоры, это вовсе еще не гарантия, что наши суда смогут в будущем беспрепятственно ходить по всему Средиземному морю.
Минут пять в биржевом зале царила мертвая тишина. Каждый соображал, как ему вести дела дальше. Иные, что победнее, побледнели как мел. Только что перед ними распахнулись было ворота к богатству и власти. И вот, не успела биржевая мелкота к этим воротам даже приблизиться, как они снова закрылись. Видно, суждено им теперь век оставаться все такой же мелкой рыбешкой. Не иначе как опять придется лезть в кредитную кабалу к Гравелли.
Затем вокруг управляющего Парвизи образовалась толчея, посыпались вопросы. Все стремились побольше узнать о случившемся. Каждый старался перекричать другого, так что разобрать ничего и вовсе стало невозможно. Да, впрочем, не так уж это было и необходимо. Молодой управляющий только пожимал плечами, показывая, что никаких дальнейших пояснений при всем желании дать не может.
Гравелли, дрожа, оперся о колонну. Он на дне! Ему казалось, что земля разверзлась под его ногами, и он падает в чудовищную бездну. С таким тщанием возведенное здание великого мошенничества рухнуло. Но это еще не все! Утеряны мужество, вера в успех его планов. Ушло. Все ушло. И он остался ни с чем. Старый, изношенный, ни на что не пригодный.
Шаркая ногами, он поплелся к выходу.
- Что за чудесный человек, наш Андреа Парвизи!
- Достойный, весьма достойный. Как благородно с его стороны, что он сразу же известил нас!
- Тысяча благодарностей ему!
- Какой бы куш мог сорвать Парвизи, промолчи он хоть несколько деньков!
Все эти восторги, что долетали до слуха Гравелли, резали его по сердцу.
На дне, на дне! - стучало в висках. Все и вся издевались над ним, каждый камень на уличной мостовой строил ему рожи. С ума сойти можно!
Недалек путь, но тянется целую вечность. И нельзя остановиться, прислониться к стенке дома и подождать, пока минует приступ. Позади него идут еще несколько негоциантов.
Он крепко стиснул зубы, сжал губы. К чему все это? Он уклонился от ответа. Надо немного расслабиться, уехать на загородную виллу, отрешиться от всех мыслей о делах. Парвизи пышет силой и здоровьем. Он, Гравелли, содействовал ему в этом, а сам оказался на мели.
На дне! Проклятая фраза... Но нет, он не позволит выкинуть себя из игры, будет действовать безжалостно, как никто в мире. Разрушать, разорять!
* * *
В "Остерии дель маре" в гавани сидели рыбаки, грузчики, моряки, поденщики, мелочные торговцы - разноплеменный и разномастный народ всех цветов кожи. Старуха-нищенка ходила от стола к столу. Изредка в ее дряблую, трясущуюся руку скользила мелкая монетка. Чаще женщине предлагали глоток вина или кусок хлеба.
- Благослови вас Господь и Святая Дева! - благодарила она дающих, которые и сами-то были отнюдь не из зажиточных Однако ей подавали, из жалости и в надежде, что и им воздастся за это в такой же горькой старости и немощи.
На каких только языках и диалектах не галдели в этом кабачке.
- Что? Я не ослышался, братец? Луиджи Парвизи вернулся? - обратился старый рыбак, только что вернувшийся с уловом в гавань, к сидящему рядом торговцу рыбой.
- Да, конечно, он снова здесь. Долго пробыл у варварийцев.
- В рабстве? А ну расскажи-ка, я должен точно об этом знать. Подумать только: сын одного из богатейших людей Генуи был рабом!
- Да я и сам не очень-то много знаю, - сказал сосед. - Но об этом весь город только и говорит. А уж правда ли это - поручиться не могу.
- Ну рассказывай же! - настаивал рыбак.
- Во всяком случае, рабом он не был.
- Жаль! И не криви, ради Бога, рожу, старик. Вовсе ни о чем злом я не думаю. Никому бы я не пожелал этакой жизни. Просто мне жаль, что об истории-то этой не могу я узнать поподробнее Да, но почему же он больше года не появлялся дома?