КАПИТАН БИФХАРТ: БИОГРАФИЯ

В весьма трудной акапелльной песне "Orange Claw Hammer" Ван Влит играет роль старого моряка, вернувшегося в порт после тридцати лет на море. В конце концов он оказывается «на дне», на краю города, рядом с железнодорожными путями, «в заднице, где бегают бродяги». Ему не везёт; у него остаётся лишь один доллар: «Орёл засиял сквозь мой дырявый карман для часов», как он это излагает. Хотя ему мешает деревянная нога, он ищет любую работу, чтобы увеличить свои средства. После долгого пребывания на море, он восхищается тем, как обострённо реагируют его чувства на окружающую природу. Финальная часть песни столь же трогательна, сколь чудна. Он видит молодую девушку и взвывает: «Боже, если я не сошёл с ума, передо мной моя дочь». Тот факт, что предмет его отцовской любви до сих пор девушка (несмотря на то, что он отсутствовал тридцать лет), довольно несообразен. Может быть, ему только кажется, что она так молода. А может быть, он просто сошёл с ума. Но после незабвенного предложения купить «ребёнку» «вишнёвый фосфат», он объясняет ей, как его в пьяном виде заманили на корабль, и описывает, как произошло её беспорядочное зачатие в «корзине для бананов». Наступает печальная развязка — он приводит её в гавань, чтобы показать корабль, с которого он сошёл на берег — нос корабля украшен эротической фигурой, «деревянные сиськи на Богине».

Эта песня служит примером способности Ван Влита брать традиционный материал и переводить его на свой чрезвычайно своеобразный язык. В детские годы Заппа как-то дал Ван Влиту послушать Blow Boys Blow — сборник традиционных морских песен в исполнении Эла Ллойда и Эвана МакКолла. В 1980 г. Ван Влит утверждал, что это до сих пор его любимая пластинка. Он, кстати, так её и не вернул. Вполне возможно, что идея "Orange Claw Hammer" пробилась из этого корня, т. к. хотя песня представляет собой рассказ, её мелодия состоит из простых повторяемых каденций, напоминающих морские песни. Она также воссоздаёт атмосферу части "Cutty Sark" из эпической поэмы Харта Крейна «Мост» (1930). Там тоже старый моряк возвращается из долгого путешествия, потеряв всякие ориентиры. «Я не знаю, который сейчас час», — говорит он, — «проклятая белая Арктика убила моё время.» Крейн намеренно построил эту поэму на речевых ритмах американцев, и на странице она выглядит как беглая запись фраз из диалога.

Исполнение Ван Влитом этой песни было также, по сути дела, записано «на бегу». Это одна из «полевых записей», сделанных в доме группы — там даже слышно, как щёлкает кнопка «пауза» на магнитофоне, чтобы дать ему возможность придумать следующую строчку. Ван Влит также обращается к народным речевым идиомам. Тексты Trout Mask Replica были записаны в некой персонализированной фонетической транскрипции родного диалекта — например, артикль "a" заменялся на "uh" или "ah"; "to" — на "t"; "her" — на "er"; "m" и "'n" заменяли соответственно "my" и "and"; "that'd" заменялось на "thata".

"Well" похожа на негритянскую рабочую песню; она исполняется зычным баритоном с припевом "well, well" в конце каждой строчки. В одном из интервью 1980 года (когда он уже придумал свою стандартную фразу «Все цветные — иначе мы не могли бы никого видеть») он взглянул на эту песню по-новому и постарался прикрыть её блюзовые корни.

«Да, кто сказал, что у альбиноса не может быть души? Я хочу сказать, что мне кажется — у меня в таком стихотворении, как "Well", есть этот голос…у меня ужасно мощный голос. Я никогда не слышал ничего подобного. Хотя, если бы я мог попугайничать, он бы казался очень смешным…всё равно, что надеть рукав от чужого пальто.»[115]

Здесь обычный рассказ с причинами и следствиями заменяется наложением образных стоп-кадров, которые объединяет чувство надвигающейся тьмы, снотворного состояния, когда разум на грани сна бесконтрольно наполняется разными образами. Свет, приносящий день, описан плывущим по реке дня на «кроваво-красном плоту» — видимо, это аналогия вечно спешащего человечества. В конце концов ночь «заслоняет небеса как большой чёрный блестящий жук». Ван Влит падает в сон, который набирает силу, собирая на своём пути всякий фантастический хлам.

Испанский поэт Федерико Гарсиа Лорка в конце 20-х годов примыкал к сюрреалистам (хотя и понимал, что некоторым их техническим приёмам, основанным на подсознательных процессах, нехватает ясности, которую он искал). По мнению Лорки, наслоения, «раскрывающие потенциал смысла» не обязательно должны быть основаны на воображении или быть сюрреалистичными. Согласно его понятиям, если поэзия рождается чисто из «воображения», она должна быть в значительной мере связана имеющимся у человека знанием и логикой. Его собственные наслоения были более обдуманными; из них рождалась поэзия «вдохновения», которое, в свою очередь, включало в себя понятие о hecho poetico, или поэтическом факте. (Роберт Грейвс называл эти два типа поэзии соответственно «поэзией Музы» и «поэзией Аполлона».)