Капитан Быстрова

Деревенские домики, совхозные и колхозные постройки, санатории и дома отдыха мелькали там и тут, утопая в декоративной зелени садов и парков. Черепичные ярко-оранжевые крыши и красная глина в междурядьях кустов чая, где переливались золотом соломы широкополые шляпы работающих женщин, играли на солнце сизо-пурпурными пятнами, дополняя и без того богатую гамму природных красок аджарского побережья. Тени лежали синие и холодные, резко очерченные. Их цвету трудно было поверить. Местами они разливались чистой кобальтовой синевой, местами отсвечивали бирюзой, а меж крон лимонных и мандариновых деревьев горели чистейшим ультрамарином.

Оставив в стороне асфальтовую гладь шоссе, машина свернула на проселочную дорогу и вскоре забежала в селение.

— Скажите, где дом колхозника Бокерия? — спросила Наташа встречного.

— Вот тот на бугорке, голубой, двухэтажный. Только машина туда не пройдет.

— Разрешите, я донесу ваш чемодан? — предложил Быстровой шофер.

— Нет, разрешите мне! — У машины неожиданно появилась высокая стройная девушка с длинными черными косами и густыми, сросшимися на переносице бровями. Это Кето поджидала Быстрову. — Здравствуйте, Наташа! Извините, руки у меня от работы шершавые… Пожалуйте, очень рады! Мы ждали вас…

— Здравствуйте! — Наташа улыбнулась. — Господи, как вы похожи на брата!

— Да, говорят…

Наташа поблагодарила сержанта, и тот, разворачивая машину, приветливо взял под козырек:

— Счастливо оставаться!

Кето легко подхватила Наташин чемодан и направилась к дому, стоящему в глубине сада.

Несколько огромных ореховых деревьев, широко раскинув ветви, бросали густую тень на окна, стены и балкон второго этажа. Вокруг зеленел глянцем листвы приусадебный цитрусовый сад. Опрятный, чистый дворик порос невысокой молодой травкой.

За всеми заборами, примыкавшими к дому Бокерия, царило скрытое от глаз Наташи и Кето оживление. Ребятишки, притаившись около широких щелей, жадными, блестящими от любопытства глазами наблюдали за «знаменитой летчицей». На лицах большинства ребят было написано разочарование. Сбитые с толку рассказами Петре, дети представляли себе «знаменитую летчицу» в военной форме, в кожаном шлеме с большими очками, вооруженной по меньшей мере двумя пистолетами. И вдруг… обыкновенная девушка.

У балкона девушек встретила Ксения Афанасьевна и по-матерински ласково обняла Наташу, несколько раз поцеловала, заплакала и сразу же устыдилась своих слез.

— Такие молодые и гибнуть должны… Сюда, сюда, наверх, — суетилась она. — Очень рада… Милости просим… Идемте, идемте.

Слегка опираясь на палку, Наташа поднялась по наружной лестнице на балкон второго этажа и, войдя в отведенную для нее комнату, осмотрелась. Женское чутье подсказало ей, что только материнские руки могли так хорошо, с такой трогательной заботливостью предусмотреть здесь все до мелочей. Она поцеловала Ксению Афанасьевну:

— Как чудесно! Спасибо вам большое. Мне стыдно…

— Чувствуйте себя, как дома. Не стесняйтесь. Вы мне как родная дочь… По-нашему — Нато…

— Спасибо, Ксения Афанасьевна!

— Будем надеяться, что вы поправитесь у нас и хорошо отдохнете. Смотрите, какая вы бледная… Страху-то, верно, натерпелись?..

— К страху привыкнуть можно, а вот к ранам — никак…

Наташа сбросила жакетик, сняла берет и, поправив волосы, открыла чемодан:

— Письмо вам от сына.

Ксения Афанасьевна взяла письмо. Пальцы ее слегка дрожали.

— Кето, помоги гостье расположиться. Потом вниз идите, закусим… И Нато надо отдохнуть с дороги. — Она тревожно посмотрела на Наташу: — Хромота-то у вас навечно?

— Нет, пройдет. Но пока ходить немного больно…

— Слава богу, что пройдет…

Прижимая к сердцу письмо своего первенца, старушка пошла вниз. Она жалела, что сейчас нет дома Отара, а то бы они вместе прочли письмо их мальчика, их любимого сына. Она каждый день втайне от всех молится за него и за бесценного младшего — Тенгиза, где-то затерявшегося, но живого и невредимого, как подсказывает ее материнское сердце.

* * *

В тот же день, под вечер, Петре с унылым видом мастерил во дворе дома деревянный кинжал. Наташа и Кето вернулись из колхозной бани, и теперь летчица спала.

Маленький Бокерия неотступно думал о гостье. С первого же взгляда на нее весь его своеобразный мирок пошатнулся. Образ летчицы, могучей и сказочной, растаял, оставив тоску и досаду: тоску по величественному, уже любимому герою, которого не оказалось на самом деле; досаду — что так просто и обыкновенно выглядят знаменитые летчицы.

Мальчик разочарованно поглядывал на обструганный конец самодельного кинжала. Ни на что другое смотреть ему сейчас не хотелось.

Вдруг он услышал за соседским забором приглушенный шепот. Потом его позвали. Петре знал, сейчас произойдет что-то обидное, и потому нехотя подошел к товарищам.

— Прилетела?! — засияло презрительной улыбкой лицо Гоги.

— Приехала, — примирительно ответил Петре.

— Чего ж ты врал? Рассказывал: военная, знаменитая, а мы уши развесили…

— Кто ее знал?! Но она все-таки знаменитая летчица…

— Не похоже, — возразил один из мальчиков.

— А я говорю, знаменитая летчица!

— Сам ты летчица!..