Ребятам понравилось такое прозвище. Они засмеялись, поддразнивая:
— Летчица! Летчица!
— Ну вас! Идите отсюда, — не на шутку обиделся и рассердился Петре и, опасаясь, чтобы насмешки ребят не достигли слуха родных, поспешно скрылся в доме. Из-за дяди Шакро он должен терпеть всякие неприятности. Да и летчица ли она на самом деле? Дядя Шакро, видимо, ошибся и прислал кого-то другого. И орденов не видно…
В это время по другую сторону дома, спустившись по тропинке к перелазу, Кето поджидала Тамару — соседку, очень красивую девушку, прошлой осенью назначенную директором сельской школы. Она была невестой брата.
— Приехала? — еще издали спросила Тамара.
— Утром…
Тамара взглянула на подругу.
— Молодая она?
— Совсем молоденькая! — простодушно и искренне ответила Кето.
— А как ее зовут?
— Наташей. Брат пишет, что она капитан. Гвардеец… Имеет шесть орденов. Сбила одиннадцать самолетов. Ходила на таран. Чуть не погибла, — тараторила Кето. — Шакро отзывается о ней с большим уважением… Он был ее лечащим врачом, а сейчас прислал к нам, чтобы она после госпиталя отдохнула и окрепла…
— А мне он ничего не написал?
— Не знаю. Спрошу…
Тамара вздохнула и, оторвав листок лимонного дерева, посмотрела на облака, застывшие на склонах отдаленных гор.
— Какая я смешная! — вдруг сказала она и, не попрощавшись, медленно пошла домой.
Кето, грустная и подавленная, возвратилась к себе. Только после ухода подруги она поняла, что пробудила в Тамаре ревность.
После ужина Отар Ираклиевич перечитал письмо сына. Читал он про себя, покачивая головой и беззвучно шевеля губами.
Наташа внимательно разглядывала его. Ей нравились его длинные белые усы и борода, добрые, по-молодому ясные глаза и тонкое благородное лицо.
Петре пристально следил за дедом, стараясь понять, о чем тот думал, читая письмо дяди Шакро. Он внимательного взгляда ребенка не ускользнуло, что дед несколько раз улыбнулся.
Дочитав письмо, Отар Ираклиевич опустил листок на колени и откинулся на спинку стула:
— Я был в ту войну рядовым, или, как тогда говорили, «нижним чином». Воевал тут недалеко: на турецком фронте.
— Вот и отлично: солдат солдата всегда поймет, — сказала Наташа.
— Это верно, — согласился старик и, запрятав письмо в конверт, отдал его жене. — Вот мы и будем ухаживать за раненым гвардии капитаном. Сын без конца повторяет наставления, словно не доверяет нам. Смешно даже…
— Он, должно быть, у вас в полку врачом? — спросила Ксения Афанасьевна.
— Нет, не у нас, а в госпитале…
— Как ему живется?
— Хорошо. Он здоров, выглядит чудесно, бодрый, веселый… Но работы у него много…
— Не убьют его там?
— Ну что вы! — улыбнулась Наташа. — Будьте за него спокойны. Фронт от нас далеко, и мы живем в полной безопасности.
— Слава богу, — облегченно вздохнула Ксения Афанасьевна, убирая со стола. — Младший-то у нас пропал… А старший… По номеру полевой почты никак не определишь, где он находится. Разве это нормальный адрес? Я слыхала, военные ездят, а номер почты все тот же! Сделали так, что и не понять, где кто…
— Он в Грузии, — успокоила Наташа Ксению Афанасьевну.
26
Тамара после разговора с Кето наскоро пообедала, опустив маскировочную штору на окне своей комнатки, зажгла электрическую лампочку и села писать письмо доктору Бокерия.
Ей хотелось сообщить Шакро о многом, но прежде всего спросить, почему он не прислал ей письма с Наташей? И теперь она, Тамара, не знает — по-прежнему ли крепка их дружба? Хотелось сказать, что приезд Наташи словно бы поколебал ее веру в Шакро, хотя она должна верить ему и ни в чем не сомневаться. Ведь она любит его так же горячо, как и раньше…
Тамара писала очень быстро, выводя ровную и округлую вязь красивого грузинского письма, стараясь поспевать за убегающими мыслями. Изредка она перечитывала последние строки и писала дальше.
Тишину нарушили шаги матери. Затем скрипнула дверь.
— Ты слышала о бокериевской гостье? — спросила мать. — Не познакомилась? Говорят, славная девушка.
— Нет, сегодня не успела познакомиться. Кето рассказала о ней. Странно, Шакро почему-то ни в одном письме не упоминал о Наташе…
Тамара сложила письмо, запечатала и пошла на сельскую площадь к почтовому ящику.
Накрапывал дождь. Где-то на окраине селения дрались и визжали собаки.
Проходя мимо дома Бокерия, Тамара заметила пробивающуюся сквозь ставни узенькую полоску света в окне крайней комнаты второго этажа. Раньше эта комната пустовала, и Тамара поняла: там хозяева поместили Наташу.
Ощущая легкую тревогу, от которой почему-то было трудно избавиться, Тамара замедлила шаги. Ей показалось, что она способна возненавидеть приезжую…
А там, в комнате второго этажа, Ксения Афанасьевна и Кето уже более часа сидели у Наташи.
Петре, облокотись на край стола и подперев ладонями голову, молча слушал старших и наблюдал за Наташей.
— Коли что не так, — заботливо говорила Ксения Афанасьевна, — мы переделаем, как вам будет удобнее…
— Не беспокойтесь, пожалуйста… У вас тут рай земной! Что же здесь может быть не так?
— Сами решайте… А пока — спокойной ночи!
Кето и мать вышли.