Капитан Быстрова

Вблизи шелестели стропы, а где-то в стороне все еще тяжело сотрясали воздух глухие взрывы бомб, неистовствовала зенитная артиллерия да изредка длинными очередями стрекотали крупнокалиберные пулеметы.

Наташа посмотрела вниз, разыскивая самолет. Подобно яркой комете, он стремительно несся к земле, словно хотел и в последние секунды своего существования сохранить гордый, стремительный полет. Он упал в лес. Оранжевое пламя задрожало, заметалось, вскидывая к небу багровые искры и путаясь в густом дыму, медленно начало меркнуть…

Земля вырастала и приближалась. Чуть в стороне чернела свежая зелень леса, пушистая и легкая, напоминающая в сумерках клубы неподвижного дыма. Среди нее лежали извилины песчаных отмелей на реке.

Приготовившись к приземлению, Наташа напрягла ноги и немного согнула их в коленях. Мускулы ожили, руки, подтягивая тело, крепко сжимали грубые брезентовые лямки.

Еще несколько секунд — и справа промелькнула верхушка одинокой березы. Ноги уверенно встретили удар о землю. Наташа мягко упала на бок, парашют бесшумно накрыл ее.

Прикосновение к земле чем-то необъяснимо страшным кольнуло сердце: земля эта показалась странно чужой, хотя, как прикинула Наташа, до ее родной Пчельни было отсюда не более пятидесяти километров.

Поднявшись на колени, она огляделась по сторонам, потом торопливо отстегнула парашют, сбросила лямки.

Кругом тишина. Только где-то совсем недалеко монотонно шумела вода. По-видимому, рядом протекала река. Что делать? Что предпринять в этой совершенно новой и страшной обстановке? Если не схватят фашисты, нужно спрятаться, а затем найти пути к партизанам или подпольщикам: они сумеют помочь. Но прежде всего осторожность, бдительность и маскировка. Надо немедленно надежно укрыться, приглядеться, обдумать свое положение, потом что-то решать.

Прислушиваясь и оглядываясь, Наташа двинулась к реке. Выйдя к пологой отмели, разулась, закатала брюки комбинезона и пошла по воде, вниз по течению, до места, где песчаная отмель подступала к крутому берегу. Отсюда начинался перекат. Примостившись под кустом ивняка, она разрезала ножом парашют и стропы и утопила лоскутья.

Напряженно прислушиваясь, Быстрова улавливала то там, то здесь странные шорохи и звуки. Но ничего подозрительного не услышала.

Нужно было как можно дальше уйти от места приземления. Больше всего страшило: вдруг немцы начнут поиски сбитого летчика с собаками?.. А от них скрыться почти невозможно!

Не зная подлинной обстановки, гонимая чувством самосохранения, она медленно шла по воде вдоль берега. Через полкилометра уже в сумерках, заметив небольшой островок, заросший кустарником, зашла на него. Место показалось довольно надежным.

Вечерняя прохлада, сырость и легкий туман давали себя чувствовать. Ноги ломило от холодной воды. Присев на толстую корягу, Наташа ополоснула ступни от налипшего песка, натянула чулки и сапожки.

На островке среди молодого ивняка нашла сухую песчаную плешинку, положила под голову планшет, прилегла. Застывшие в воде ноги согрелись и горели.

Было тихо. Изредка плескалась мелкая рыба. Вблизи копошилась и попискивала птичка, наверно трясогузка, они любят такие места, у реки. Где-то вверх по течению, очень далеко, наперебой заливались несколько соловьев.

Все, что случилось и что предстоит в будущем, казалось Быстровой настолько ужасным, не вмещавшимся в сознании, что даже малейшую мысль об этом она старалась отогнать прочь. Такие мысли могли только изнурить, отнять силы, но едва ли помочь — ведь все было предельно ясно: она — на земле, оккупированной врагом.

Глядя в небо, на знакомые, везде одинаковые звезды, Наташа попробовала восстановить в памяти события дня. Но где-то защелкал соловей. Это отвлекло ее и обрадовало: значит, поблизости все спокойно и тихо.

Думы, самые горькие и тревожные, сменяли одна другую. Наташе представились первые дни оккупации. Возможно, именно тогда и погибла вся ее семья, погибла — или под пулями, выпущенными в затылок на краю большого свежевырытого рва, или на виселице посреди села, и злой ветер много дней и ночей раскачивал тела матери, сестры и братика…

«Мать такая норовистая, непокорная… Одним гневным словом, одним презрительным взглядом, устремленным на какого-нибудь немецкого солдата, могла себя погубить».

И отодвинутое этими раздумьями, совсем недавнее становилось бледным и далеким…

«Так всегда, — думала она. — Разве семья Бокерия уже не канула для меня в вечность? Не во сне ли я видела ее? А моряки?.. А Сазонов?..»

Вспомнились слова песни: «Но мы знаем, нас прикроет краснозвездный ястребок!» Наташа горько вздохнула. «Все прошло и забудется… Не забудется только Сазонов… И не догонит, не прикроет его корабль мой ястребок. Песня забудется тоже… Прощай, Игорь! Неужели придется застрелиться? А жить так хочется… Жить надо! Жить, бороться и любить…»

Наташа почувствовала, как слезинка скользнула по виску, забежала в ухо и защекотала его. Ей стало жалко себя. Ну кто она сейчас? Кто?..

«Как же получилось, что я стала летчиком? Ведь не всякая женщина идет в летчики, да еще в военные…»